Держись От Меня Подальше

Прижимая к груди несколько красных гвоздик, перевязанных лентой, я переминаюсь с ноги на ногу. Не могу отвести глаз от бугорка земли, который укрывают сверху венки и искусственные цветы. Смотрю на фото, стоящее в рамке возле креста. Слезы безмолвно текут вниз по щекам, падая на и так мокрую после дождя плитку дорожки под моими ногами. Словно по расписанию, я прихожу на кладбище вот уже четыре месяца подряд, почти каждый день. Но изо дня в день ощущаю себя так, будто это случается впервые. Тоска на душе и ощущение отныне вечного одиночества только набирают силу с каждым новым прожитым без папы днём, сжимая в тисках моё сердце. Потому, наверное, и хожу сюда чаще, чем на работу. Всего лишь хочу почувствовать хотя бы на миг присутствие единственного по-настоящему родного человека рядом. Но всё зря. Его больше нет, и я действительно осталась одна в этом страшном, жестоком мире, полном неизведанных тайн. — Я снова пришла, пап. Ты уж прости, я тебе совсем надоела своими визитами, — горько улыбаюсь и подхожу ближе к относительно свежей могиле. Кладу цветы, глажу фотографию через специальную защитную плёнку и отступаю обратно. Делаю глубокий вдох и наполняю лёгкие приятной свежестью, которую оставил после себя дождь, что лил всю ночь и наконец-то избавил нас хотя бы ненадолго от летней духоты. Когда собиралась, даже накинула на себя джинсовую куртку и захватила зонт, так как тяжёлые облака до сих пор угрожающе нависают над городом, скрывая даже малейшие лучи солнца. Оглядываюсь по сторонам, не видя поблизости ни единой живой души, кроме мелькающего где-то вдали сторожа. Снова перевожу взгляд на фото перед собой, с которого на меня смотрят самые добрые на свете глаза. — Я нашла их. Нашла все и прочитала, как ты и просил. Только легче мне совсем не стало... Скорее, наоборот. Не желая нарушать тишину, что царит на территории кладбища, зажимаю рот рукой и изо всех сил заглушаю собственные рыдания, вызванные тяжёлыми воспоминаниями. Вспоминаю тяжёлую и проигранную нами спустя два года с момента обнаружения болезнь отца, его смерть, похороны. А ещё вспоминаю данное ему обещание, которое он с меня взял за два дня до своей смерти прямо на больничной койке. В первую очередь заставил меня дать слово, что я продолжу жить несмотря ни на что, когда его не станет. А ещё... Моргаю, смахивая пелену из солёных капель, и в голове в тот же миг всплывает тот разговор. Я тогда сидела рядом, держала его за слишком холодную для человека руку и старалась при этом не показывать всей степени своей наступившей заранее скорби. — Я оберегал тебя как мог все эти годы, милая. Но я умираю, мы оба это знаем. Ты останешься совсем одна, и это сильнее всего причиняет мне боль, — говорил он, глядя на меня уставшими, впалыми глазами, в которых точно так же застыли непролитые слёзы. Затем попросил достать меня из тумбочки его бумажник, откуда неожиданно извлёк крошечный ключ золотистого цвета. Протянул и вложил его в мою руку своей — дрожащей от физической слабости и одолеваемых его эмоций. — Когда меня не станет, найди тайник в моей комнате и открой его этим ключом. Он спрятан в углу под полом. Отодвинешь комод и сразу увидишь. — Что там такое? — переводя изумленный взор с бледного лица папы на ключ, я даже примерно не имела понятия, что такого он мог от меня прятать. — Письма... — коротко ответил, и на этом наша беседа завершилась. Его веки медленно опустились, после чего он погрузился в сон под действием очередной лошадиной дозы обезболивающих. Я сунула ключ в карман своей сумки, однако позабыла о нём на следующие несколько недель. Папа умер и мне было совсем не до этого, я оказалась совершенно разбита, оборвала любые связи с внешним миром и сидела в четырёх стенах, проживая в одиночестве свою боль и горе утраты. Возможно даже, умерла бы с голоду, если бы заботливая и чуткая соседка постоянно ко мне не заглядывала и не заставляла питаться, мало-мальски принимать душ и ходить за продуктами. Благодаря ей же я понемногу и стала оживать, потихоньку приведя в порядок квартиру и саму себя. Больно было по-прежнему невыносимо, но к боли этой я словно даже привыкла. Привыкла и стала сосуществовать вместе с ней, будто с лучшей подругой. Так и получилось, что пару дней назад я, наконец-то отважившись на уборку в комнате отца, вспомнила про приобретённый ключ. Отыскав его на дне заброшенной со дня похорон сумки, я поспешила на поиски странного тайника. Искать долго не пришлось, как и возиться с замком. Встроенный в пол небольшой сейф с лёгкостью поддался и открыл мне вид на увесистую стопку разного оттенка бумаги. Письма. Достав всё, что там было, я так и осталась сидеть на полу, рассматривая по очереди каждый из листов. Многие из них были заметно помятыми, а написанные слова местами стёрлись, но оставались достаточно разборчивыми. Когда я поняла, от кого они все, то опешила. Это были письма моей матери, которые она слала папе многие годы подряд с тех самых пор, как ушла от нас и скрылась в неизвестном направлении. А ушла она, когда мне не исполнилось и двух лет. Тем не менее писала она регулярно, не оставляя при этом своего адреса или хотя бы примерного местонахождения. Кое-что папа мне о ней в детстве рассказывал, но без подробностей, да и я не сильно интересовалась женщиной, которая ради собственных амбиций и целей без сожаления оставила своего ребёнка. Я знала только, что, когда мать собралась уходить, отец не дал ей меня забрать. Да и она, видимо, не сильно настаивала. Конечно, зачем ей груз в виде маленькой дочери. В этих письмах женщина писала коротко, всегда изъясняя сухие факты, будто даже и это делая нехотя. Но почему-то всё равно делала раз в год, а то и чаще. По мере чтения каждого из них, всё больше участков моей кожи одолевали мурашки. Потому что я начала понимать, чего именно хотела добиться родившая меня женщина. И чего в итоге всё-таки добилась. Она действительно достигла своих целей до такой степени, что теперь большая часть страны и даже за её пределами боготворит, восхваляет Татьяну Аграновскую и созданный ею орден. Другая же половина люто ненавидит и желает уничтожить. "Я там, где и хотела оказаться, но не могу перестать просить у тебя за всё прощения. И всё же, это то место, где я должна быть... Деньги не присылаю — знаю, что не примешь." Именно Аграновская (к слову, фамилию она сменила) открыла миру правду о том, что среди нас живут в своё удовольствие куда более сильные существа — вампиры и оборотни. Сделала объявление на телевидении и привела неопровержимые доказательства, заявив, что вот уже несколько лет подряд вместе со своими единомышленниками пытается истребить столь серьёзную угрозу для человечества, защищая простых людей. Перебирая письма, я нашла то, что было отправлено за пару месяцев до этого публичного выступления. Строчки из него так и вертятся в голове: "Мир скоро изменится, Вова, будь готов. Эти твари станут более озлобленными и наглыми, но я верю, что ты, как и прежде, сможешь защитить нашу дочь." Это случилось не так давно, три года назад. Я прекрасно помню, какой хаос вызвала данная новость. Помню, как смотрела в экран телевизора, ужасалась подобному открытию и в то же время восхищалась тем, насколько шикарна эта женщина. Сила духа, твёрдость и уверенность чувствовались в каждом её идеально поставленном слове и в каждом движении. А позади меня сидел папа и точно так же смотрел на неё, однако никоим образом не подал вида, что знает её лично. Тот год был крайне тревожным, ведь реакция простого народа была разной, но неизменно бурной. Творились беспорядки, устраивались конфликты различной степени опасности, тем не менее постепенно всё устаканилось. И изменилось. С того дня наш мир поделился на "до" и "после", ведь нам открылась шокирующая правда, демонстрирующая факт того, что люди вовсе не самые влиятельные обитатели планеты. Что люди тоже, как оказалось, порой служат добычей и едой. При этом при всём есть также и те, кто истинно фанатеет от этих опасных, кровожадных монстров, ненавидя мою мать и людей, которых она ведёт за собой. Ведёт в эту пока ещё необъявленную официально войну против куда более сильных физически особей. Слышу откуда-то со стороны шорох листвы и вздрагиваю. Ежусь от напряжённых мыслей и понимаю, что пора уходить. Неотрывно всё это время глядя на портрет отца, посылаю ему последний печальный взор. — До встречи, папуль. Скоро приду ещё. Отойдя на середину дорожки, слегка рассеянным шагом отправляюсь к выходу из этого тихого, но скорбного места. Продолжаю думать о чёртовых письмах, которые едва-едва смогла в порыве ярости оставить целыми и невредимыми. Покидаю территорию кладбища и привычной дорогой отправляюсь домой, не видя смысла вызывать такси или садиться на автобус, ведь идти не слишком далеко. К тому же дождь лишь слегка моросит и не торопится пролиться ливнем. Разве что где-то в отдалении раздаются раскаты грома. В целом, погода подстать моему душевному состоянию. Опустив голову, нарочито смотрю себе под ноги и лишь изредка поднимаю взгляд на редких прохожих, чтобы ни в кого не врезаться. Слёзы уже не льются, однако в сердце боль и не думает униматься. И мало мне было скорби по папе, так теперь ещё и известие о том, кто именно является моей матерью. Плюс, оставленное лично мне письмо уже от самого папы... Завернув за угол и как раз увидев впереди свою многоэтажку, я вдруг ощущаю нечто крайне странное, отчётливо тревожное и пугающее до чёртиков. Что-то не так. Обычно я не отличалась наличием какого-то шестого чувства, но сейчас на сто процентов уверена, что предчувствие меня не обманывает. Не сбавляя шагу, оборачиваюсь и вижу в нескольких метрах от себя мужчину или парня крайне худощавого телосложения. Лица не вижу из-за низко опущенного капюшона, однако исходящую от него опасность не ощутить не получается. Догадка мгновенно бьёт меня по голове, заставляя приглушённо охнуть и ускориться. Как назло, вокруг больше ни души, все попрятались по домам в столь сомнительную погоду. А мне-то что делать?! Дабы не выглядеть параноиком, на всякий случай оборачиваюсь ещё раз и теперь уже по-настоящему вскрикиваю, ведь этот... это существо ускорилось вместе со мной. Нет, это точно не человек! Но как такое возможно? Я ещё ни разу не сталкивалась ни с кем из представителей вида вампиров или оборотней, так как они по-прежнему предпочитают не раскрывать свою личность перед людьми. Или же сталкивалась, сама этого не зная. И уж точно на меня ещё никто не охотился, словно на зайца в поле! Перехожу на бег, но не могу себя заставить позвать кого-то на помощь, так как дыхание застревает в горле. Не придумав ничего лучше, забегаю в первый попавшийся подъезд, благо дверь оказалась без электронного замка. Боясь потратить хоть секунду на вызов лифта, сразу устремляюсь к лестнице, поднимаясь так быстро, как только позволяют силы, а за спиной уже слышу, как тяжёлая дверь снова отворилась. На этот раз впуская в дом хищника. Не соображая совсем из-за охватившего меня ужаса, куда бегу и что в принципе делать, начинаю стучать в каждую квартиру в надежде, что хоть кто-нибудь откроет и впустит меня к себе переждать опасность. Однако, если кто и есть по ту сторону, всё равно не отзывается на мои тихие мольбы. На очередной ступеньке спотыкаюсь, запутавшись в собственных ногах. Падаю прямо на грязный пол и дрожа оборачиваюсь в поисках своего преследователя, пытаясь разглядеть худой силуэт в мрачности лестничной клетки, где почти так же темно сейчас, как и по ночам. А когда мужчина всё же предстаёт передо мной, я резко застываю, уже не дергаясь в попытках подняться. Забываю о боли в теле, о нехватке кислорода в лёгких. Надо мной нависает настоящий вампир, сверкая красными глазищами и белоснежными клыками, которые с лёгкостью могут разорвать меня в клочья. Сбросив капюшон с головы, он довольно скалился и утробно рычал, не спеша нападать, а скорее играя и наслаждаясь произведённым эффектом. Я же не могла пошевелиться даже для того, чтобы достать золотой крестик, висящий на шее. Хотя уже и вовсе не уверена, что это поможет избежать страшной участи. Лежа на спине и лишь приподнявшись на локтях, мне оставалось только наблюдать в ожидании собственной кончины. Успеваю подумать о том, что, возможно, всё не так уж и плохо, ведь я встречусь с папой. Однако до конца настроиться на положительную сторону собственной смерти в двадцать два года мне не дают. Из-за спины вампира неожиданно появляются двое крепких мужчин, одетых во всё чёрное. Они идеально сливаются с окружающей темнотой и двигаются настолько бесшумно, что даже это существо с острым слухом слишком поздно опомнилось. Когда его оттаскивают от меня и прижимают к стенке, я успеваю заметить то, как вмиг исказилось лицо этой твари. От человека в нём мало что осталось, когда он раскрыл до невероятных размеров пасть с острыми зубами, подобно змее, и гневно зашипел. Кожа его стала не просто на несколько тонов бледнее, а приобрела синий оттенок. Глаза же ярче засверкали красным. Не знаю, что ещё бы я смогла увидеть, если бы в грудь кровопийце не воткнули что-то острое, похожее на деревянный кол, но с элементами современного оружия. Худое синюшное тело как по щелчку пальцев покрылось сеточкой чёрных вен. В следующую секунду молодой мужчина, чьи рыжие волосы собраны в низкий хвост, хватает вампира за редкие и куда более короткие пряди на затылке, рывком запрокинув ему голову. Достаёт из кармана или чего-то ещё крошечный пузырёк и вливает прямо в раскрытую пасть жидкость розоватого цвета. Буквально несколько капель, но сразу после этого упырь начинает мелко дрожать и за секунду вспыхивает языками пламени. Затем растворяется, будто его и не было, оставив после себя только горсть осыпавшегося на пол праха. Мерзость. Мельком замечаю ещё одно движение. Совсем беззвучной поступью по лестнице медленно и как-то неспешно поднимается ещё один мужчина, одетый в такую же одежду, как те двое. Глаза его каким-то образом сразу оказываются прикованы ко мне и не выражают ничего хорошего. Пялюсь расфокусировано, и по мере приближения более подробно разглядываю всю мощь его тела. Отчётливо уплывающим сознанием улавливаю не менее явную угрозу, исходящую конкретно от этого человека. Одна его рука, кажется, толще, чем моя нога, что уж говорить об остальном... И это по-настоящему пугает. Пугает не меньше, чем нападение мелкого по своим размерам любителя человеческой крови с полным ртом острых клыков, который только что превратился в горсть пыли. Часто дышу и только сейчас осознаю, что мне жарко и лоб покрыт испариной. Перед взором всё плывет, а тело перестаёт подчиняться. В конце концов я проваливаюсь в небытие, так и не сумев подняться с пола. Слегка ударяюсь затылком и наконец-то избавляюсь от дикого ужаса и множества других негативных эмоций. Последнее, что я перед собой вижу, это три мужских лица, смотрящих на меня, как на мелкую неприятность, с которой теперь предстоит возиться.