Территория насилия

Удивительное знакомство

Обещанный переезд в клинику затянулся. Мы по-прежнему оставались на своей базе, хотя свободы нам предоставили чуть больше. Меня удивляло, что других сдающих кровь женщин куда-то увезли, а мы с Кирой продолжали жить в своих комнатах. 

Теперь нам разрешали ходить, где вздумается, вместо опостылевшего арахиса стали давать то кешью, то кедровые орешки. Однажды дали здоровенную тарелку восхитительной макадамии, и велели все съесть. Она мне очень понравилась, но через несколько часов после такого угощения, кожа начала чесаться, и появилась сыпь.

Я сильно перепугалась, потому что вообразила, что у меня тоже началась гнилушка. Не успев как следует поразмыслить, я нажала на кнопку вызова медицинского персонала. Этими кнопками были оборудованы все кровати, столы и даже прикроватные лампы.

Через несколько секунд ко мне в комнату вошел медбрат. На базе не было ни одной медсестры – практически весь персонал состоял из мужчин. Несколько женщин я мельком видела на кухне. Все они были в возрасте и весьма дородной комплекции.

– У меня волдыри! – безо всякого вступления крикнула я, как только медбрат вошел в мою комнату. – Это гнилушка? Да?

– Погоди, не тараторь! – спокойно ответил медбрат (из нагрудного бейджа я узнала, что его зовут Дмитрий). – У тебя вообще не может быть гнилушки. Ты не такая, как все.

– Но, вот же, вот! Видите! – я распахнула халат. За время бесконечных медицинских тестов и осмотров я совершенно перестала стесняться сбрасывать с себя одежду. Это приходилось делать почти каждый день.

Дмитрий слегка покраснел, глаза его заблестели. Он придвинулся к моей груди вплотную, почти уткнулся в нее носом, внимательно рассмотрел, осторожно провел по коже пальцами (меня удивило это легкое прикосновение – оно было совсем не похоже на то, как это делали врачи) и объявил.

– Никакая это не гнилушка. Ты просто слегка среагировала на новые орехи. Через пару дней привыкнешь. К хорошему быстро привыкают. Успокойся.

– Вы уверены, что это не гнилушка?

– Конечно. Но, если хочешь, я позову доктора. И вообще, можешь называть меня на «ты».

Я с сомнением посмотрела на Дмитрия, запахивая халат.

– Неужели ты думаешь, что у тебя проморгают начало гнилушки? – с улыбкой сказал Дмитрий. – Тебе же почти каждый день анализ крови делают. Ты особенная! Тебя никакая гнилушка не берет.

После того как Дмитрий ушел, я еще долго не могла успокоиться. Я все еще ощущала осторожные прикосновения его пальцев. Из-за них противный зуд превратился в какое-то электрическое покалывание, которое можно было назвать даже приятным. 

В голове опять прозвучали его слова, сказанные мягким баритоном: «Ты особенная!». Как бы в ответ на них я ощутила, как между ног что-то резко запульсировало, а потом меня бросило в пот. Этого еще не хватало! Я отправилась в душ.

Душевое и все сантехническое оборудование на базе было просто великолепным. Пожалуй, это единственно, что мне здесь нравилось на все сто процентов. И что самое удивительное: душевая кабина была оборудована не только множеством насадок и регуляторов, с помощью которых можно было менять температуру воды и ее напор. В ней были еще и цветные лампочки. И все это можно было включать и выключать как угодно.

А можно было просто нажать на кнопку и выбрать готовую программу. Тогда кабина сама делала воду то горячей, то прохладной, то превращала струи в колючие иглы, то лила воду широкой, плавной лентой. И все это сопровождалось переливами цвета.

Стоя под разноцветными потоками воды, я все думала о Дмитрии. Почему он вдруг так меня взволновал? И ведь он совсем не был в моем вкусе. Я ведь уже достаточно взрослая, чтобы понимать, какой мужчина мне нравится. 

Начиная где-то с 8-класса, я была уверена, что мне нравится Ален Делон. Маме он тоже нравился. У нас было полное собрание его фильмов. Папа даже любил подшучивать над этим ее увлечением, и всякий раз, когда мама предлагала посмотреть какой-нибудь из его фильмов, папа, смеясь, напевал:

«Ален Делон говорит по-французски

Ален Делон не пьет одеколон

Ален Делон пьет двойной бурбон

Ален Делон говорит по-французски...»

Мама тоже смеялась, краснела, шутливо замахивалась на него и говорила: «Ой, да ну тебя, Слава!». А потом мы все вместе смотрели фильм. Обязательно по-французски. Мама была учительницей французского, поэтому нас с Кирой она приучила говорить на этом языке с самых ранних лет.

Дмитрий совсем не был похож на Алена Делона. Он был высоченный, но не мясистый амбал, и не жердь, хотя плечи у него были узковаты для такого роста. Черные волосы и вечная мелкая щетина на щеках. Борода и усы у него росли так быстро, что он выглядел слегка небритым уже к обеду.

Лицо у него было немного асимметричное. Крупный нос с большими ноздрями слегка свернут набок. Одна щека чуть круглее другой. Уши тоже большие. Настоящий ушастик.

Я представила его себе через много лет, когда у мужчин начинают бурно расти волосы в носу и ушах. Получилось, что он будет похож на Чудо-Юдо Болотное Беззаконное с зарослями седых волос, пучками торчащими из большущих ушей. Нарисованная воображением картина показалась мне такой забавной, что я захихикала.

Удивительно! Я впервые смеюсь после смерти родителей. И рассмешил меня Дмитрий, даже сам не зная того.

Но ведь он мне не может нравиться. У него очень полные губы, тяжелая, чуть удлиненная нижняя челюсть (вообще-то, такой рот принято называть «чувственным», но именно такая форма мне и не нравится). А все лицо у него усыпано разноцветными родинками: черными, коричневыми и красноватыми.

Хотя, и у меня черных родинок довольно много. Потому-то они мне и не нравятся. И у папы были родинки. Много. А одна большая у него была на руке, и мама часто ее измеряла и все боялась, чтобы это родинка не стала изменяться. А папа отшучивался, и говорил, что если не думать о плохом, то оно и не случится.

Да уж. Разве мы могли подумать о таком плохом, которое случилось на самом деле? А вот случилось же.

Мысли о Дмитрии посещали меня все чаще, но потом кое-что произошло, что сблизило нас по-настоящему.