ЛюБоль

Глава 10.2

И я знал об этом. Иначе этот брак не признает ни одна церковь и ни одна

вера. А я хотел не просто ЗАГС. Я хотел ее душу!

– У меня есть миллионы способов заставить тебя согласиться, Ольга

Лебединская. Миллионы изощренных и болезненных способов. Я использую

каждый из них.

Прошептал и увидел, как она содрогнулась от моего шепота. Каждый раз,

когда слышала мой голос, вздрагивала от ужаса и отвращения. Что будет, когда

она увидит мое лицо?

– Думаешь, я боюсь боли? – нагло посмотрела мне в глаза, и я мысленно

застонал, проклиная прозрачность этой бирюзы, в которой дрожало отражение

черной маски. Захотелось заорать, чтобы она их закрыла. Ненавижу зеркала. Я

уничтожил их все. Но нашел единственное в ее глазах. И когда-нибудь я вырежу

из них свое отражение кинжалом.

– Что ты знаешь о боли, маленькая ведьма? Я познакомлю тебя с ней очень

медленно. С каждой гранью этой самой боли, которая тебе и не снилась. Ты

думаешь, это будут физические страдания? Нееет. Слишком мало. Я заставлю

тебя стоять на коленях и плакать кровавыми слезами, а на тебе в этот момент не

будет ни единого шрама. Ты истечешь кровью изнутри.

Последний раз, когда я видел ее так близко, она смотрела на меня совсем

иначе. Но тогда на мне не было маски, и она называла меня просто «мой». Я

запомнил каждое ее слово. Потом, выучив ее язык, я перебирал все, что она мне

говорила. Но с того момента между нами разверзлась такая пропасть, которую не

перепрыгнуть и не переплыть. Она переполнена кровью моих родных и моего

народа. Ее отец по сей день увеличивает в ней уровень ненависти и жажды

мести, превращая моих соотечественников в живое мясо, торгуя ими для

тяжелого труда и удовлетворения самых низких желаний высокородных ублюдков.

Поэтому пропасть между нами не сократится никогда. Потому что я не забуду и не

прощу.

И она. Как противовес каждому моему решению. Каждому проклятию,

посланному Лебединским. Такая красивая. До боли красивая, лживая и

высокомерная сука. С изумительной кожей, созданной для диких ласк, с пухлыми

губами, созданными для поцелуев, с волосами цвета моей одержимости, которые

хочется наматывать на руку или нежно перебирать пальцами каждый завиток.

Проклятая, как и я сам.

Хочу её. Потому что слишком близко. Потому что теперь в моей власти. За

это я ненавижу нас обоих с такой силой, что ломит кости и темнеет перед

глазами.

– Сначала попробуй заставить меня встать на колени. Разве ты не был

рабом моего отца? Разве он не платил тебе? Заставь, а потом хвались.

Меня заводил даже её гнев, в паху простреливало адским возбуждением и

вместе с этим хотелось задушить её только за слово «раб» и за то, как она его

произнесла. Нет, это не было обычным оскорблением. Она просто называла вещи

своими именами. Для дочери олигарха Лебединского я всегда буду цыганским

рабом.

– Заставлю. И не один раз. – наклонился к ней, принюхиваясь к запаху

волос, пахнет, как и тогда, морским бризом, свежестью и женщиной, – Ты станешь

на колени добровольно, как самая грязная ш***а. Потому что я прикажу

подвесить труп твоего брата за ноги у ворот и скормлю его гнилое мясо собакам

вместо того, чтобы придать тело земле. Потому что пришло время перевернуть

все с головы на ноги, и очень скоро такие, как твой отец, сами станут нашими

рабами.

В её глазах блеснули слезы, и она замахнулась, чтобы вцепиться мне в

лицо, но я перехватил ее тонкую руку за запястье. Первое прикосновение за пять

лет. Я бы обгорел до костей за право прикасаться к ней каждый день… но не в

этой жизни и не в этом мире, который ее отец вымостил для меня на крови моих

близких, на слезах моего народа.

– Если и этого недостаточно для твоего согласия – я расчленю каждого из

твоих людей у тебя на глазах. Я буду отрезать от них по кусочку и кормить ими

своих доберманов. Каждый день по одному и каждый на твоей совести. Или у

дочери Лебединского она отсутствует так же, как и у ее отца?

Она смертельно побледнела, глядя расширенными от ужаса глазами на

мои пальцы. Да, девочка, я все еще прикасаюсь к тебе. Я бы прикасался, даже

если бы ты сожгла мне кожу до костей. Физическая боль ничто в сравнении с тем,

как болит внутри, когда я каждый день закрываю глаза и вижу изнасилованных

мать и брата. Когда думаю, сколько потных и вонючих ублюдков покрыли их,

прежде чем они умерли под одним из них. Когда смотрю в зеркало и вижу

собственное уродливое лицо. Когда смотрю на тебя и понимаю, что ты никогда не

будешь принадлежать мне, даже если и станешь моей женой.

Но и в этом есть свое наслаждение. Я бы никогда не принес столько ужаса,

будь я таким, как все. Ты содрогнешься, когда поймешь, какое чудовище жаждет

получить тебя в жены.

– Мой брат мертв, а я не верю в Бога. Ему уже все равно, что станет с его

телом, а я буду оплакивать его душу до самой смерти. Моя совесть чиста. На

моих руках нет его крови, и я любила его всем сердцем. Он знал об этом, и этого

достаточно. Мои люди и так умрут, ты не оставишь их в живых, так что я буду

милосердной и позволю этому произойти быстрее.

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от ее глаз. Слишком благородно для

дочери паршивого предателя. Слишком честно для мерзкой твари, которая

удерживала меня в своих объятиях, пока ее отец резал на куски мой народ.

– Какая красивая сделка с собственной совестью. Блестящая защита.

Браво. Суд аплодировал бы тебе стоя.

– Зачем тебе все это? Я могу позвонить отцу, и он даст за меня миллионы.

Он вернет тебе Огнево. Отпусти меня, и ты станешь богатым человеком!

– Что еще он сможет мне вернуть, Ольга Лебединская? Он вернет мне

мать, которую трахали ваши люди прямо на глазах у её мужа? Он вернет мне

брата? Их пустили по кругу по приказу твоего отца. Он вернет мне мою жизнь до

того, как мой народ открыл двери предателям и впустил смерть в свой дом? Он

вернет мне все это? Я видел цыганских девочек, совсем маленьких, девочек с

пустыми глазами в услужении старым и обрюзгшим жирным свиньям, тыкающим в

них свои вялые стручки и толстые пальцы, я видел мальчиков с разорванными и

искалеченными телами. Я видел стариков, забитых насмерть за то, что не могут

работать. Моих соотечественников, моих людей, которых лишили будущего

только за то, что они другие, у них другой цвет кожи и они говорят на другом

языке. Это все можно вернуть? Исправить?

Она судорожно сглотнула и медленно выдохнула, взгляд подернулся

дымкой слёз. Я бы мог на это купиться несколько лет назад, но не сейчас. Я

больше не верил ни слезливым речам, ни отчаянью во взглядах, а верил только в

поступки.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить и видеть все это…

Оля замолчала, я знал, как сейчас сверкнули мои глаза. Она испугалась и

сильно вздрогнула. Дааа, зверя внутри меня чувствуют все. Его не скрыть и не

спрятать. Им воняет за версту. Его чуют на уровне подсознания. Я мог бы убить

её. Просто она об этом не знает. А я пока не хочу ее смерти.

– Так вот, эта война, которую начал твой отец, не закончилась. Она

продолжается каждую секунду, пока мои люди носят клеймо рабов и развлекают

твоего отца. Кажется, у него есть любимый цирк, если я не ошибаюсь. Его

детище…цыганский цирк.

Девушка меня поняла и теперь молчала, продолжая смотреть мне в глаза,

нахмурившись и тяжело дыша. Не может отвести взгляд, потому что я не даю.

– Зачем тогда тебе жениться на мне? Просто убей меня и отправь отцу мое

тело. Разве это не станет справедливой местью?

Идеально наивное благородство. Браво. Я впечатлился.

– Просто.

– Что?

– Вот именно – слишком просто. Я хочу больше! Я хочу все! И я это получу.

Рано или поздно ты сделаешь так, как я желаю.

– Не получишь. От меня не получишь никогда!

Я рассмеялся ее упрямству и в то же время невольно восхитился – смелая

или глупая? Счастливое неведение и непонимание. В каком сказочном мире ее

держали? Наивна, как ребенок. До абсурда. Либо великолепная актриса. Со

временем проверим, что она такое – Оля Лебединская, и из чего сделаны ее

мечты, иллюзии и страхи.

– Маленькая золотая принцесса, которая не видела настоящей бойни и

впервые увидела смерть в самом неприглядном ее облике. Это лишь малая часть

того, что могу тебе показать. Оглянись вокруг – ты в моем царстве. Я здесь

решаю, как тебе жить, сколько, и когда ты умрешь. И если я захочу, то уже сегодня

ночью я отымею тебя, как обычную шлюху.

– И я оторву тебе член, – она зло усмехнулась, – вряд ли без члена ты

будешь так же грозен, как и с ним.

Я приподнял одну бровь и ухмыльнулся:

– Даже так? Дочка Лебединского умеет говорить пошлости? – наклонился к

её уху и прошептал, – Ты слишком неопытна, девочка…трахать можно не только

членом. Трахать можно чем угодно, но я не стану ломать твой розовый мир и

приводить примеры. Тебя ведь никогда не трахали, правда? Даже пальцами?

Теперь она дернулась изо всех сил и толкнула меня в грудь, но я даже не

шелохнулся.

– Ублюдок!

– Намного хуже, Оляяяя. Намного страшнее. Ты даже не представляешь,

кто я и что я с тобой сделаю. Со всеми вами. После того, как убью всех твоих

людей.

– Ты больной психопат. Когда ты будешь подыхать, я буду плевать тебе в

лицо до последнего твоего вздоха. Ты не получишь ни меня, ни Огнево.

НИКОГДА! Запомни – никогда! Слово Ольги Лебединской!

– Не бросайся словами, сучка. И запомни: у каждого есть, что терять. Без

исключения, у каждого. А терять – это больно. Когда начнешь терять, ты поймешь,

что ничего в этом мире не стоит дороже того, что составляет смысл твоей жизни.

Ты не знаешь меня… а я знаю о тебе все. И я начну отнимать. Ты готова отдать,

Оляяя? Чем ты готова пожертвовать? Мы начнем с твоих людей. Двое? Да? Пока

всего лишь двое. Твоих верных охранников. Выбирай: забить до смерти?

Расстрелять? Зарезать?

– И чем ты лучше моего отца? Чем? – наконец-то закричала отчаянно и с

яростью. В бессилии и ужасе. А я вдохнул полной грудью эти эмоции, меня от них

зашатало, как пьяного. Вот теперь намного лучше. Заплачь. Я бы слизал каждую

слезинку с твоих щек.

– Ничем. Я хуже. В тысячу раз хуже. Запомни это и вспоминай каждый раз,

когда решишь ответить мне отказом. За каждую отнятую жизнь – я отниму десять.

Но ты можешь сократить количество жертв. Подумай об этом, Оляяя. Отсюда ты

выйдешь либо моей женой, либо не выйдешь никогда. Если ты так любишь своих

людей, а не бросаешься пафосными словами, ты сделаешь правильный выбор. А

теперь посиди здесь до вечера и подумай.

Я втолкнул ее в одну из клеток подвала, удерживая за волосы, подтянул к

стене, надевая ошейник. Ооо, я готовил эти клетки с огромной любовью заранее.

Когда уходил, услышал, как она звякнула цепью и в бессилии дернула прутья

решетки.