Глава 10.2. Карина.
1226 Слова
— Значит, знаешь, кто я. Это хорошо. Это сэкономит нам время.
— Зачем я вам нужна?
— Я уже сказал. Утром, - почему-то появилось ощущение, что мужчине
надоело. Надоело разговаривать со мной. Может, потому что он ещё раз взглянул
на часы и сделал еще шаг ко мне. Боже, слишком близко для меня. Паника вновь
вскидывает голову, заставляя обнять себя одной рукой, выставив вторую для
защиты. Эта тварь не уходила ни на секунду, но будто позволяла дышать, пока он
отвечал на вопросы. А сейчас она приблизилась вплотную. Вместе с ним. Если он
протянет руку, то коснётся моих волос, на которые сейчас смотрит. Он вообще
странно смотрит на меня. Изучает. Всё еще изучает. Но не целиком, а будто
фрагментами. Взгляд на мою вытянутую руку, затем — на грудь, на плечи, на
волосы. Он чертовски долго смотрит на мои волосы.
— Вы не говорили.
Мотая головой и моля Господа, чтобы он просто стоял на месте. Только не
приближайся, пожалуйста! Оставь эти жалкие полметра между нами, чтобы я
могла дышать и дальше.
— Говорил. Забыла? Или не слышать других — это отличительная черта
Вороновых?
Нет! Пожалуйста, остановись! Из глаз брызнули слёзы, когда он опять
шагнул...и этот монстр удивлённо нахмурился и остановился.
— Почему ты плачешь?
Серьезно? Он не понимает? Потому что ты похитил меня, сукин сын!
Потому что притащил силком в свой гадюшник и запер в своей чёртовой комнате.
Потому что ты стоишь слишком близко ко мне. Так близко, как я не позволяю
никому чужому.
Но вслух лишь взмолиться. Без надежды, что услышит, но всё же
взмолиться.
— Отпустите меня. Пожалуйста. Вы не пожалеете. Мы...мы вас щедро
вознаградим. Вы получите что угодно. Просто отпустите меня.
Каждое слово вперемешку со слезами. Пытаясь подавить рвущиеся из
груди всхлипы...и осознать, что это очередная долбаная ошибка. Потому что
спокойствие на смуглом лице сменяется чем-то непонятным. Единственная
человеческая эмоция, которая только что была на нём, удивление, сменяется
холодностью. Будто кто-то вдруг взял и выключил у этого мужчины эмоции.
Оставив только ледяной взгляд. От которого захотелось съёжиться, исчезнуть.
Только бы не смотрел так своими чёрными колючими глазами.
— Я уже получил то, что хотел, девочка.
***
— Псих! Отпусти меня! Больной ублюдок!
Пытаюсь вырваться, но он слишком сильный, слишком высокий и сильный.
Сжимает одной рукой мою шею, а второй держа душ над моей головой. Ноги
скользят на мокрой поверхности, и я едва не падаю. Он не даёт, прижимая своим
телом к стене ванной.
— Придурок!
И наплевать, что каждое моё слово раззадоривает выродка ещё больше.
Злит его. Скорее всего, никто и никогда не оскорблял его так, как я последние
несколько минут.
- Смирно стой!
Цедит сквозь зубы, поворачивая кран свободной рукой, и теплая вода
сменяется ледяной.
- И прекрати меня оскорблять. Иначе пожалеешь!
Реально больной! Стоит сам под холодными струями, мокрый насквозь,
склонился к моему лицу так, что я вижу капли воды на длинных черных ресницах.
На мгновение застыла, не веря в происходящее, пока он выдавливал шампунь на
мои волосы и вдруг начал неуклюже, грубо массировать голову.
— Зачем?
Вдруг осознав, что эти его действия...они отвлекают. Они убирают чувство
тошноты, такое привычное от близости мужского тела. Сейчас их нет. Наверное,
мое подсознание в глубоком шоке просто охреневает от происходящего, позволяя
рассмотреть плотно сжатые губы, по которым скатываются прозрачные капли. Он
что-то ответил, сверкнув ровным рядом белых зубов, и я вскинула голову кверху и
едва не столкнулась с его подбородком лбом.
— З-зачем вы это д-делаете? Всё это.
Кажется, он решил, что я замерзла, что воспитательный процесс можно
приостановить, потому что холодную воду вновь сменила тёплая. А я чуть не
усмехнулась. Если бы ты знал, что после того случая я принимала только
холодную ванну. Мне нравилось, как в такой воде отмирало чувство осязания…
— Ты же не захотела принимать душ сама. Значит, я тебе помогу.
Ииии... паника! Вновь бесцеремонно ворвалась под кожу. Потому что он
протянул руку к моей кофте.
— Нн-не надо. Я с-сама. Пожалуйста.
Поднимаясь на цыпочки, чтобы посмотреть в его глаза. Только убери свою
руку. Не прикасайся больше, пожалуйста...и замереть, когда он едва не отступил,
видимо, увидев что-то на моем лице. Что-то, что удовлетворило его желание
напугать? Подчинить?
Молчание. Тяжёлое. Гнетущее.
— Хорошо. У тебя десять минут.
Отступает, вылезая из ванной. Бросил взгляд на себя в зеркало и впервые
за столько времени чертыхнулся, недовольно зыркнув на меня карими глазами.
— Завтра в десять утра регистрация нашего брака. Сегодня выспись. Ты
должна хорошо выглядеть завтра.
—ЧТО?!
Он вдруг улыбнулся. Страааашно так улыбнулся. До мурашек. Слегка
склонив голову и явно видя перед собой что угодно, но не меня.
— Ты же не хочешь огорчить папочку своим несчастным видом на наших
свадебных фотках?
***
Это же сон, да?
Какой-то сюрреалистический, какой-то невероятный сон, который
закончится, как только я открою глаза. Поэтому ещё и ещё щипаю собственные
запястья в тщетной попытке проснуться. Раньше мне это удавалось. Каждый раз,
когда мне снились кошмары, моё подсознание позволяло эти манипуляции —
вынырнуть из страшного болота на поверхность реальности. Проснуться и жадно
хватать воздух, щипая свои руки. Однажды папа заметил их. Синяки на моих
запястьях. Я так и не смогла ему сказать правду. Не смогла объяснить, что
каждый синяк — это доказательство моей победы над кошмаром. Доказательство
того, что я проснулась. Но сейчас...сколько синяков останется на моей коже, пока
я смогу вынырнуть наружу?
— Прекрати.
Вздрогнуть, потому что он заметил. И почему-то схватил мою руку. Сильно
сжимает мои пальцы своими. Горячими. Обжигает ими. Но это не помогает. Это
не возвращает меня к реальности. Я всё ещё в дурном сне. В нём я стою в ЗАГСе
в длинном белом платье рядом со своим похитителем во всём чёрном. Вокруг нас
какие-то незнакомые мне люди. Кто-то даже с оружием и не скрывает его. У них
закрыты чёрными масками лица. И я не знаю, из-за кого они здесь. Из-за меня или
из-за регистратора, которая бегло читает что-то по большой яркой бумажке. С
цветочками. С, мать её, цветочками!
Кто-то смеётся. Наверное, кто-то, наконец, адекватный в этом театре
абсурда, понимающий, что ТАК свадьбы не проходят. Кто-то так громко смеётся,
что регистратор удивлённо останавливается, бросая странный взгляд на меня и
тут же другой, испуганный, - на моего похитителя.
— Успокойся!
Это он мне что ли? Снова цедит сквозь зубы, и я не в силах остановить
истерический хохот, раздирающий грудь, поворачиваюсь к своему жениху. Что
ему не нравится? Почему на этих острых скулах заходили желваки, а тёмно-карие
глаза вновь сужены и смотрят на меня со злостью. Что ему не нравится? Зато на
фотках я не буду несчастной.
— Ты же, - всё же пытаясь сдержать порывы смеха, - сам, ты саааааам
сказал, что я должна быть счастливой...ахахаха...на фотках.
И зашипеть, когда пальцы схватили моё запястье так, что показалось,
сейчас хрустнут кости. Она всё ещё что-то говорит. Регистратор. А я не могу
оторваться от его лица. От того, как он кивает и одними губами произносит своё
уверенное «да». Потом на меня посмотрел выразительно и цыкнул, кивнув на
регистратора. А, моя очередь в спектакле?
— Согласны ли вы, Воронова Карина Андреевна…
— Нет.
Всё же сумев подавить проклятый смех, закричать, попытавшись
высвободиться, вырвать руку из смертельного захвата. Невзирая на боль.
— НЕТ! Я НЕ СОГЛАСНА! Слышите? Вы меня СЛЫШИТЕ?!
Кажется, вновь слёзы по щекам, иначе откуда эта горечь на губах.
Особенно когда эта старая сука кивнула, особенно когда меня подтолкнули к
столу так, что я ударилась о край бедром, а сзади раздалось насмешливое:
— Она согласна.
Он отпустил мою руку на несколько секунд, чтобы подписать проклятую
бумажку. А я всё щипала и щипала запястья. Тщетно. Кошмар продолжался. Я
никак не проснусь.
- Писатель
