Доминик, не дрогнув, ударил его в челюсть. Тот дернулся, но не закричал. Упрямый. Это я всегда в нём уважала.
Я снова подошла и влепила ему пощёчину. Больше — от усталости, чем от злости. Мне просто надоело. Все они меня достали.
Я вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Воздух в коридоре показался чище.
— И что вы тут делаете с другими? — спросила я у Доминика, глядя на его руки, в которых всё ещё дрожала сила.
— Ну, избивают. Не дают есть, пить. Иногда режут. Иногда пугают так, что те потом не спят неделями.
— Жутко, — сказала я. — Но… мне это даже нравится.
Доминик грустно посмотрел на меня. И я поняла, почему. Завтра я съезжаю. Он чувствует, как что-то уходит.
— Завтра ты уезжаешь, — повторил он вслух. — Будет пусто. Я чертовски буду скучать по тебе.
— Всё будет хорошо. — Я по
