Просидев в комнате несколько часов, не выходя за ее пределы и по-прежнему не желая никого видеть, я раз за разом переосмысливала свое открытие.
Как и просила, меня никто не трогал, если не считать тех раз, когда я отчетливо слышала, как перед дверью кто-то останавливается и дергает за ручку. Никто не окликал меня по имени, а просто молча уходил спустя минуту-другую, после чего я опять оставалась одна.
Плевать.
Я даже голода не чувствовала, лишь какая-то неприятная пустота пришла на смену злости. За это время я так и не смогла привыкнуть к тому, что моя мать нашлась и что она — та самая Марта Гурская. Женщина, к которой я успела отчетливо привыкнуть и которой втайне начала восхищаться.
Я ведь и правда почувствовала к ней симпатию, довольно-таки сильную, но не зря мне что-то не давал
