— Как ты себя сегодня чувствуешь, Милена? — ничуть не стесняясь, сидящий напротив меня мужчина каждую минуту плотоядно облизывался и лишь для приличия мимолётно посматривал на свои записи, лежащие между нами на столе.
К его похотливым взглядам я вполне успела привыкнуть за последний месяц, но вот шестым чувством ощущаю, что сегодня что-то изменилось. Доктор стал через чур наглым. И меня это слегка напрягало, в отличие от самого очкарика. Его, судя по всему, совершенно не тревожил тот факт, что он доктор, а я — его пациент. К тому же, в данный момент обездвиженный смирительной рубашкой.
Да, чёрт возьми, я — пациент психиатрической больницы, куда меня без малейших угрызений совести запихнула родная мать под влиянием нового молодого муженька.
— Отлично, — резко дёрнув головой, таким образом убирая с глаз спутанные волосы, я прочистила горло и с вызовом посмотрела на мужчину в белом халате.
— Да? А мне вот сказали, что ты утром буянила.
Поджимаю губы, вспоминая утренний инцидент в столовой, и даже не собираюсь отвечать или вводить его в подробности. Невольно ёрзаю на жёстком стуле, когда мужчина опять плотоядно щурится, чуть ли слюни не пускает. Мерзость!
Против воли ощущаю шевелящийся в груди страх, прекрасно помня о слухах, что бродят по лечебнице об этом скользком типе. Уж не знаю, стоит ли верить им или нет, но я также слышала и о том, что этот врач, дежуря в ночные смены, не единожды отбирал для себя наиболее симпатичных пациенток и творил с ними непонятно что в течение нескольких часов. А после этих "сеансов" девушки обычно по несколько дней отлеживаются в лазарете.
Понятное дело, что до сумасшедших никому нет дела и плевать все хотели на то, что с ними творят в стенах этого мрачного здания, но я уж точно не планирую попасть в лапы к жестокому извращенцу.
Впиваюсь глазами в его руку, пальцы которой не спеша перекатывают между собой карандаш. Отчётливо осознаю — я ни за что не дамся ему без боя. Очевидно, что на этот раз местный извращенец выбрал своей целью меня, поэтому стоит быть наготове.
— Ну же, девочка. Ты ведь понимаешь, что от моего заключения зависит, как скоро ты выберешься из этой дыры, — обманчиво доброжелательным тоном произносит и медленно встаёт.
Напрягаюсь всем телом и вжимаю голову в плечи, сейчас особо остро ощутив беспомощность в этой проклятой рубашке. Сердце начинает стучать в горле, и я тяжело сглатываю, но стараюсь не поддаваться излишней панике. В конце концов, он пока еще ничего не сделал.
Обойдя стол и приблизившись ко мне, мужчина присаживается на край твёрдой поверхности совсем рядом и наклоняется к моему лицу. Протянув руку и коснувшись пальцами моего подбородка, заставляет
поднять глаза. Я же всеми силами игнорирую прилив тошноты от его тесного присутствия.
— Ты ведь хочешь побыстрее оказаться на свободе?
Продолжаю молчать и этим, видимо, его бешу. Резко переместив ладонь с подбородка на шею, мерзкий докторишка с такой силой тянет меня вверх, что я давлюсь воздухом, подрываясь на ноги.
Стул сзади падает и громко ударяется об пол, а я всерьёз испуганно округляю глаза, когда мужчина настолько же стремительно усаживает меня на своё место — на стол. Для своей комплекции, двигается гад очень ловко.
Раздвинув мне ноги, становится между ними, до тошноты скользко ухмыляясь. Извиваюсь, но всё это оказывается бесполезным из-за туго завязанных рубашкой рук. Я обездвижена и мало чем могу себя защитить.
— Нет, нет, нет, — хрипло шепчу себе под нос и мотаю головой из стороны в сторону, не давая этим отвратительным губам коснуться себя. Не хочу верить в то, что сейчас происходит. — Нет, нет!
— Да, крошка. Тебе обязательно понравится. Всем нравится...
Ухватив края моих свободных брюк на талии, грузный психиатр пытается их стянуть, а я больше не владею собой благодаря охватившим меня адреналину и страху.
Может, я и сумасшедшая для кого-то, но уж точно не беспринципная шлюха, чтобы добровольно раздвигать ноги перед всеми подряд.
Мысленно собравшись с силами, отклоняюсь назад, а затем чисто интуитивно бью лбом этому уроду по носу. Кровь показывается раньше, чем мужчина чувствует боль.
Вскрикнув, стремительно делает два шага в сторону и хватается за
повреждённую часть лица. Его глаза ошарашено бегают от меня к окровавленным ладоням. Кровь и в самом деле хлещет не хило.
Зарычав, словно бешеный зверь, он возвращается и с размаху даёт пощёчину, от которой у меня не то что голова дёргается, я вся целиком разворачиваюсь в воздухе.
Не сумев удержаться на месте, лечу со стола прямиком на бетонный пол. Не сумев также защититься руками при падении, ударяюсь всем телом и лицом о холодную поверхность, чудом лишь не сломав уже собственный нос. От шума в ушах и боли в теле зажмуриваюсь. Из глаз тут же вырывается солёный поток, тем самым помогая распущенным волосам неприятно прилипнуть к щекам.
С трудом сдерживаю крик и не даю ему разлететься по всей больнице, понимая, что так лишь сильнее разозлю обезумевшего от злости маньяка.
Удаётся расслышать какие-то шорохи и голоса, но всё это ощущается будто через толщу воды, поэтому далеко не с первого раза получается различить, что конкретно происходит. Утыкаюсь лицом в грязный пол и глотаю слёзы отчаяния, унижения и дикой боли.
Приоткрываю веки и вижу ноги нескольких человек, вбежавших в небольшое помещение, где и проводился наш... сеанс.
— Эта дрянь напала на меня! — мне наконец-то удаётся различить визг
захлебывающего в собственной крови лысого урода.
В это же мгновение понимаю, что кто-то другой хватает меня за волосы и стремительно тянет вверх, заставляя подняться. Расфокусированным взглядом замечаю двух охранников и трёх санитаров. Столько здоровяков против одной меня. Польститься, что ли?
Пытаться оправдываться даже не собираюсь, прекрасно зная, что все они и так прекрасно знают, что на самом деле тут произошло. За меня никто не заступится.
Дальнейшие действия мужчин для меня проходят, будто в тумане. Осознаю только, что меня волокут куда-то по мрачному коридору. Скорее всего, в палату, судя по направлению. Хорошо хоть не на электрошоковую терапию, и на том спасибо.
Остановившись перед одной из массивных железных дверей, слышу, как открывается замок, и радуюсь тому, что сейчас окажусь одна. Но перед тем, как грубо втолкнуть меня в палату, прямиком на жёсткий матрас скрипящей кровати, мне делают укол прямо через одежду.
Из горла вырывается слабый хрип, а затем снова лечу, но на этот раз не на пол, а на постель, которой сейчас рада как никогда. Упав лицом в не совсем чистую подушку, понимаю, что мой нос тоже прилично кровоточит, но не до такой степени, как у похотливого докторишки.
Шевелю руками и отмечаю, что они остались в плену у рубашки. Скоты, хотя бы развязали! И так уже всё затекло...
Тело начинает обмякать — снотворное действует, и я еле-еле моргаю, ничего толком не видя сквозь густые волосы, упавшие на лицо. Через каждую секунду по телу разносятся очередные импульсы боли, отчего я слегка морщусь, но не даю себе права даже теперь разрыдаться. Но безумно хочется дать слабину.
— Милена? — слышу привычно спокойный, но твёрдый голос через стенку и замираю, перестав всхлипывать.
Что-что, а стены здесь невероятно тонкие, по крайней мере, между палатами.
Распахиваю в очередной раз закрывшиеся глаза, когда мужской голос становится более громким и нетерпеливым.
— Милена.
— Да? — прочищаю горло, но всё равно жалко дрожу.
— Что случилось?
Понимаю, что с каждой секундой сил остаётся всё меньше, поэтому стараюсь ответить своему собеседнику поскорее, хоть это и даётся совсем не легко:
— Заведующий домогался, ничего особенного. Врезала ему по морде, а он — мне.
Уже действительно с огромным трудом ворочая языком, до конца не уверена, расслышал ли меня мужчина, но это уже не имеет значения. Стремительно проваливаюсь в сон, так и обмякнув со связанными за спиной руками и болящим во всех местах телом.
***
— Представляешь, сегодня сеанс проводил новый доктор! Очень милый на вид старикашка, мне понравился.
— Правда? А что случилось с предыдущим, не знаешь? — слышу по ту сторону стены расслабленный, но чертовски красивый баритон. Почти кошачий, с мурчащими нотками.
Сидя на кровати, спиной прижимаюсь к этой самой стене и чуть улыбаюсь, представив, как в соседней палате мой давний собеседник сидит в точно такой
же позе.
— Говорят, что вчера по пути домой его машину расстреляли. От него самого вроде как мало что осталось, одни лишь отверстия от пуль, — задумчиво произношу, накручивая на палец локон светлых волос, а затем тихо шиплю от внезапно пронзившей болью грудную клетку. Да уж, неплохо я так-то об пол приложилась тогда. — И поделом. Ничуть не удивлена, что у такого гавнюка имелись враги.
Слышу отчего-то довольный смешок из-за стены и сама непроизвольно улыбаюсь разбитыми губами.
— Конечно же имелись...
Прикрываю глаза и в сотый раз за последние пару недель силюсь представить себе лицо того, с кем мне посчастливилось недавно познакомиться. Того, кто на протяжении последних дней не дает мне впасть в депрессию, развлекая разговорами на самые разнообразные, интересные темы.
Никогда не думала, что в психушке смогу найти кого-то настолько умного и адекватного в общении. Тем не менее я рада, что этот мужчина, кем бы он ни был, рядом со мной. Пусть и целая стена отделяет нас друг от друга.
Отчего-то он не спешит называть своего имени, что меня немного обижает, ведь мы общаемся уже не первую неделю и, казалось, являемся почти друзьями. Да и вообще он ничего о себе не рассказывает, а вот обо мне знает абсолютно всё.
Но стоит лишь услышать один его голос: красивый и неизменно самоуверенный, как я забываю обо всём на свете. Забываю о том, где нахожусь.
В какой-то степени мне местами нравится эта анонимность, однако какой бы ни была его внешность, я ни за что бы не отказалась от общения с ним. Никогда не откажусь, если он сам не захочет.
— Сладких снов, Милена, — вырывает меня из размышлений тёплое пожелание с той стороны стены, и я тут же подчиняюсь, укладываясь на подушку и укрываясь одеялом.
— И тебе, — произношу чуть громче.
Опять улыбаюсь, пусть и знаю, что мой прекрасный незнакомец этого не увидит.
Поворачиваюсь лицом к стене и каким-то детским, нуждающимся в ласке и заботе движением прикладываю ладонь к её поверхности, желая почувствовать физическое присутствие своего необычного, загадочного друга.
Кажется, я в самом деле начинаю влюбляться.
Увы, приходится довольствоваться тем, что есть, а потому смиренно закрываю глаза и засыпаю, в надежде проснуться под такое же драгоценное для меня "доброе утро".