Ты принадлежишь мне!

ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

— Ты с луны, что ли, свалился? Как это ты не знаешь Матроскина? — с удивлением спрашиваю, пока мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. — Да этот мультик знают все дети, его же по телевизору постоянно показывали, и до сих пор иногда показывают.

— В детстве телевизор был под запретом, а сейчас, у меня нет времени на детские мультики, — хмыкает мой муж, который почему-то отстает от меня на пару шагов, хотя лестница в этом доме достаточно широкая, чтобы тут человек пять без проблем в одну шеренгу прошли.

И когда я оборачиваюсь, то понимаю, чего он плетется сзади. Этот хитрый жук упорно рассматривает мои нижние девяносто, и взгляд у него такой горячий, что невольно хочется изменить походку и призывно повилять попкой.

Сдержав улыбку, я поворачиваю голову и, стараясь не терять нить разговора, спрашиваю с иронией:

— Что значит «под запретом»? Ты был наказан на все детство за плохое поведение?

Ну не верю я, что ему запрещали смотреть телек. Да это же кощунство какое-то!

— Нет конечно. Я мог сидеть часами в интернете, у меня был видеомагнитофон, и я смотрел американские мультики, художественные фильмы, разрешенные моим учителем, книги читал.

— Э-э-э… — я нерешительно останавливаюсь и снова поворачиваю голову к Тарасенко, который так и идет позади меня, хотя мы уже давно дошли до последней двустворчатой двери длинного коридора второго этажа, — в каком смысле — «разрешенные моим учителем»?

Женя так и не отрывает взгляда от моей попки и, словно загипнотизированный, отвечает:

— Когда мне исполнилось три или четыре года, я точно уже не помню, отец нанял мне личного учителя для подготовки к школе для мальчиков в Англии, туда брали детей с семи лет. В задачу учителя входило научить меня английскому языку и этикету, принятому в английской школе, чтобы я соответствовал определенному эталону. Хоть школа и была платной, но при поступлении все дети всё равно проходят очень жесткий экзамен. И не важно, сколько денег заплатят родители: если ребенок не пройдет отбор, то его все равно туда не возьмут. Эта школа нацелена на воспитание будущих политиков и управленцев. Мой учитель считал, что по телевизору идет слишком много русской пропаганды, а это могло очень плохо повлиять на мой неокрепший разум. Поэтому телек и все русские мультики для меня были под строжайшим запретом. Впрочем, как и многие американские, потому что в их мультиках пропаганды даже больше, чем в наших.

— У тебя было ужасное детство, — севшим голосом заявляю я.

Мой муж поднимает на меня свой теплый взгляд и с улыбкой отвечает:

— Я был лишен лжи, я мог сам выбирать тот контент, который мне нравился, а не смотреть то, что навязывает правительство.

— Но не без ведома учителя? — с грустью подначиваю я.

— Я считал его авторитетом, поэтому всегда советовался. Не забывай, мне было всего четыре года, — продолжает улыбаться Женя, и я вдруг осознаю, что его улыбка сильно отдает снисходительностью. Словно это не я жалею его и ужасаюсь его воспитанию, а наоборот…

Внутри начинает потихоньку закипать раздражение.

Я тут его жалею, значит, а он надо мной потешается?

— Все-все, не злись, — вдруг выставляет вперед обе ладони Женя. И, медленно обойдя меня, подходит к двери и нажимает на ручку. — Входи, располагайся, чувствуй себя как дома, это теперь наша общая спальня.

Качнув головой и насупившись, я прохожу в спальню, интерьер который практически ничем не отличается от всего первого и второго этажа. Все такое же серо-бело-черное, только острых углов намного меньше.

На стенах серо-черно-белые линии извиваются, переплетаются между собой, устремляясь вверх и вниз, чередуясь со светло-серыми пустыми участками. Кровать с полукруглой спинкой из белой кожи, застелена черным шелковым бельем. Вся противоположная стена сделана из зеркал, на потолке над кроватью тоже зеркала.

— А вообще стильно, мне тут нравится, — одобрительно киваю я хозяину квартиры.

А сама выискиваю вход в ванную комнату, ну не в коридоре же её искать? Обычно в таких домах ванные присоединены к спальням. А заодно стараюсь подавить в себе злость на мужчину. Нет ну это надо же, а? Он меня пожалел? Охренеть! Чувствую себя чертовой Красоткой, попавшей в хоромы Ричарда Гира. Такой же неотесанной, прости господи…

Блин… да мне никогда не было стыдно за то, что я смотрела телевизор! А он… он. Это что же, он пошатнул мои взгляды на воспитание детей одним разговором, что ли?

— Ванная тут, — вырывает меня Тарасенко, из моих странных размышлений, подходя к зеркальной стене и открывая спрятавшуюся в углу дверь.

— Ага, — угрюмо кивнув, иду в ванную и закрываю за собой дверь на замок, отрезая себя от мужчины, который, судя по растерянности и досаде во взгляде, надеялся, что я позову его с собой.

Ухмыльнувшись, оглядываю приличных размеров комнату, называть эти хоромы ванной у меня язык не поворачивается. Вижу круглый бассейн, встроенный прямо в пол, и в углу, слава Ктулху, обычную душевую кабину. Ну, не совсем, конечно обычную. В этой кабине можно без проблем четырех человек с комфортом разместить.

Бассейн — это, конечно, здорово, но мне бы элементарно помыться, чтобы привести себя в божеский вид. И да, не мешало бы поспать…

Под душем провожу не меньше часа, расточительно ужасно, но ничего не могу с собой поделать. Вода, особенно проточная, имеет свойство смывать все невзгоды и усталость, накопленную за день. Вот и я, только лишь усилием воли, заставляю себя выбраться из душевой кабины. Укутываюсь с ног до головы в теплый махровый халат, сильно пахнущим гелем для душа, которым пользуется мой новоиспеченный муж. Приятным, зараза, таким запахом — очень сексуальным.

Вытаскиваю из машинки и развешиваю свою уже постиранную одежду на специальную мини-вешалку (ага, и такая нашлась), голыми ногами шлепаю на выход. Тапочек, к сожалению, мне никто не выдал, а туфли надевать как-то не хочется, особенно на голые ноги.

Выхожу в комнату, оглядываюсь по сторонам и с облегчением выдыхаю. Тарасенко нигде нет, а это очень хорошо. Потому как, если честно, уже очень сильно я устала от его общества. Мне бы хоть немного отдохнуть и уснуть в одиночестве, не думая каждую секунду, что рядом враг и нужно постоянно быть настороже.

На всякий случай, проверяю входную дверь, но она к сожалению, не замыкается. Очень плохо… Какое-то время я всерьез подумываю передвинуть комод, загородив им дверь, чтобы мой муж не покусился ночью на мою невинность в огромных кавычках. Но, поразмышляв, и представив в красках, как двигаю эту бандуру, почувствовала такую сильную усталость, словно в действительности уже провернула этот трюк. Махнув рукой, еле доплетаюсь до кровати и, не снимая халата, зарываюсь поглубже под одеяло. И сразу же вырубаюсь.

Утро настало как-то подозрительно рано. У меня вообще такое ощущение, что вот я только-только закрываю глаза — и меня уже кое-кто очень настойчиво будит, нагло тиская, и целует где придется — в шею, нос, подбородок, веки, в губы…

Господи, теперь я понимаю, что чувствовал мой кот, когда я в детстве не давала ему спать и вот так же начинала тискать. М-да… тоже хочется зарычать от злости и вмазать лапой по морде наглому «будителю». Еще бы силы где-то взять.

 — Просыпайся, соня, — шепчет мне прямо в ухо Женя и нежно целует мочку. — Или ты уже не хочешь в свой Новосибирск? Я могу сдать билеты, и через несколько дней мы уедем прямо в Испанию.

Вспомнив про самолет, я подскакиваю как ужаленная. Правда, Тарасенко подскочить толком не даёт, продолжая крепко обнимать мою тушку, все еще укутанную в его халат и одеяло.

— Какая же ты милая и сонная… м-м-м, — улыбается этот извращенец, пока я барахтаюсь в его руках и пытаюсь выбраться. — Как же не хочется тебя никуда отпускать.

— Женя! — пыхчу я от негодования. — Отпусти меня, мать твою! А то я не знаю, что сейчас сделаю, но тебе это в любом случае не понравится!

Вместо того чтобы впечатлиться и сразу же меня послушать, муж глядит такими шалыми глазами, словно он только что джек-пот в лотерею сорвал.

— Называй моё имя почаще, котенок, — еще шире улыбается этот изверг и опять начинает зацеловывать мое лицо и даже шею, так как я пытаюсь увернуться и верчу головой из стороны в сторону.

В итоге он все же отпускает меня, и я, как когда-то мой кот, с шипением и рычанием выскальзываю из-под одеяла. Бегом несусь в ванную комнату. А когда закрываю дверь и иду в душевую кабинку — невольно ловлю свою отражение в зеркале, да так и застываю на месте от шока.

Боже… кто эта взъерошенная, улыбающаяся идиотка с поплывшим взглядом, как у заправской наркоманки, только что принявшей долгожданную дозу?

С силой щиплю себя за ногу и тут же, вскрикнув, начинаю растирать покрасневшее место. Когда боль утихает, я вновь смотрю на себя в зеркало и мрачно хмыкаю:

— То-то же

Взгляд в зеркале становится более адекватным, а глупая улыбка больше не обезображивает мою хмурую и недовольную моську.

Быстро ополоснувшись и даже почистив зубы новой зубной щеткой (спасибо запасливому Тарасенко), одевшись уже в сухую одежду, я радуюсь, что платье не надо гладить, а волосы достаточно завязать в хвостик. Благо расческа и резинка в моей сумочке, которую я вчера бросила прямо на стиральную машинку, быстро нашлись. Надеваю туфли, жакет, беру сумочку и уже при параде выхожу из ванной.

— Ты меня завтраком кормить будешь? — улыбается Тарасенко, который тоже, кстати, уже вырядился в свой очередной костям а-ля олигарх поджидает меня прямо возле входа в ванную.

— Издеваешься? — приподнимаю я бровь и, тут же включив режим «стерва», с ленцой в голосе добавляю: — Я тебе кто, прислуга, что ли?

На что мой муж лишь усмехается и, резко сделав шаг вперед, обхватывает меня за талию. И притягивает к себе с такой скоростью, что я даже не успеваю толком сориентироваться и врезаюсь в его тело.

— Ты псих… — пытаюсь гневно высказать этому ненормальному и отпихнуть, но не успеваю. Он наклоняется и впивается жадным поцелуем в мои губы, положив ладонь мне на затылок, чтобы я не могла вырваться.

Наш поцелуй прерывается так же стремительно, как и начинался. Тарасенко поправляет на мне одежду, пока я оторопело хлопаю ресницами, и, подхватив под руку, выводит из спальни.

— Я пошутил, завтрак уже на столе. Идем скорее, у нас всего десять минут, — говорит он, когда мы практически подходим к кухне.

— Тролль, — почти беззлобно бурчу я. И, опустив голову, скрываю дурацкую улыбку.

Ох и дура ты, Кристина…

Входим на кухню, и перед моим носом оказывается маленький, эстетично оформленный букетик из незабудок, ромашек и одуванчиков.

— Это тебе, любимая, — с сияющей улыбкой говорит мой муж. — Я помню, ты говорила, что любишь полевые цветы.

Я какое-то время в растерянности смотрю на букет. Цветы мне в последний раз дарили на работе, на восьмое марта. Впрочем, шеф каждый год их дарит, и не только мне, но и Любови Станиславовне — его бессменной секретарше со стажем более двадцати лет; менеджеру по персоналу, кадровичке Ирине Викторовне, главбуху Надежде Юрьевне. Больше женщин среди управленческого персонала нет. И поэтому шеф каждый праздник балует нас букетами цветов. Но это подарок из уважения, и он не кажется таким… личным, что ли. А вот по-настоящему мне цветы никогда в жизни не дарили. Так что технически это мои первые цветы, да еще и от мужчины, за которого я мечтала выйти замуж, когда-то в прошлой жизни…

В носу начинает подозрительно щепать. Ого… вот это я даю! Совсем расклеилась.

А ну соберись, тряпка!

Вспомни, что ты стервозина!

И, демонстративно скривившись, я поднимаю руку и отодвигаю букет от своего лица.

— Спасибо, конечно, но мертвые цветы не люблю. Мне приятнее смотреть на полевые, когда они растут в земле, а не на сорванные в твоих руках.

— О. Не знал, — Тарасенко пару мгновений озадачен, а затем резко разворачивается на сто восемьдесят градусов, подходит к шкафу и, открыв его, выбрасывает цветы в мусорное ведро. — Прости, ты их больше не увидишь, — с уверенной улыбкой на лице рапортует мне мужчина. И тут же забыв о неловком моменте, словно его и не было, быстро добавляет: — Давай скорей завтракать, я тебе чуть позже другой подарок подарю.

Цветы жаль почти до слёз, но я героически креплюсь и иду за стол.

Блинчики с клубничным сиропом — убийственная смесь для моей фигуры. Вздохнув, я выпиваю, только чай, тогда как Женя уплетает за обе щеки почти всю горку блинов. М-да, аппетит у моего мужчины зверский. И что самое странное, смотреть на то, как он ест, мне настолько приятно, что я невольно залипла на этом зрелище.

— Утром не любишь есть? — спрашивает Тарасенко, когда мы уже спускаемся к машине в окружении целой толпы охранников. Кстати, все это время ребята вели себя очень незаметно, и я даже решила, будто мы с Женей совершенно одни в квартире. Но стоило нам выйти из кухни, как эскорт бравых бойцов уже выстроился возле двери.

— Люблю, но только не то, чем ты меня пытался накормить, — отвечаю я, не забывая добавить в голос недовольных ноток.

С хмурым выражением лица Тарасенко придерживает меня за руку, помогая усесться в машину. Джентльмен до мозга костей. Сокровище, а не мужчина… Да только не про меня. Как вернусь в город, надо будет сходить на рынок и срочно купить себе губозакаточную машинку, чтобы иногда бить ею себе по голове. Всегда хотела узнать, как она выглядит.

— Расскажи, что ты любишь есть на завтрак? — вырывает меня из моих фантазий о чуде инженерной технике, мой муж.

— Я пью различные коктейли для спортивного питания, — на автомате отвечаю.

— Строгая диета?

— Ну, не такая уж и строгая, конечно… но блины для меня — это перебор.

— Понял, мой косяк, в следующий раз исправлюсь, — с серьезной миной кивает Тарасенко, словно его действительно заинтересовала моя диета.

Остальную часть пути в аэропорт, мы оба молчим. Я ужасно хочу спать, а Тарасенко с кем-то упорно чатится через свой телефон. Все бы отдала, чтобы узнать, о чем и с кем он переписывается. Но он сидит напротив меня, а пересаживаться к нему на сиденье мне не особо хочется. Поэтому приходится унять любопытство и немного подремать.

До аэропорта мы добираемся вовремя, вот только въезжаем не на стоянку, а куда-то в другое место.

— Это мы куда? — с удивлением спрашиваю.

— Поближе к самолету, — отвечает Женя, продолжая с кем-то упорно переписываться.

— О, удобненько, — хмыкаю я.

А что мне еще остается делать? Только хмыкать. А вообще круто, никогда еще так не летала, чтобы прямо на взлетную полосу на машине, да без прохождения контроля.

Прищурившись, смотрю на своего мужа. Вот вам и сын депутата… Правда, отец его уже мертв, значит, Женя и без него чего-то добился, что может себе позволить чуть ли не с ноги заезжать в аэропорт. Как он говорил — оружейным магазином заведует? Ну-ну…

Билеты на самолет, как и паспорта у нас проверяют прямо возле трапа. Что удивительно, вся наша охрана входит вместе с нами. И да — самолет очень маленький, миленький такой, беленький. И внутри всё такое же беленькое и очень… нет не так, большими буквами — ОЧЕНЬ шикарное. И вообще на салон самолета совершенно не похоже. Больше на обычный уютный офис с мягкими креслами и столиком посередине.

О, там барная стойка есть.

Я, конечно, стараюсь делать вид, будто каждый день летаю в таких самолетах, но получается, с большим трудом. Мои изумленные глаза в зеркале, что висит на стене для декора, тому подтверждение. Эх, очки бы сейчас надеть. Но вчера я их где-то умудрилась потерять. Мне кажется, оставила в загсе, потому что именно там у меня случилось короткое замыкание.

Улыбчивая стюардесса, рассказывает нам о безопасности на борту, предлагает напитки, еду и минет… хе-хе, последнее я, конечно, придумала, но взгляд у девушки очень уж выразительный. Такая услужливая, аж завидки берут. Тоже, может, стюардессой устроиться, когда погонят с должности?

Мы взлетаем, и, откинувшись в кресле, я прикрываю глаза. Нет, спать уже не хочется, а хочется просто собраться с мыслями, и выстроить в голове небольшой план действий. А то как-то все странно получается. Тарасенко тут со своими играми, обыск в отеле, шефа на пенсию выгоняют, еще и, по словам моего новоявленного мужа, вообще подозревают в воровстве.

И поэтому, как только появлюсь дома, надо будет в первую очередь с глазу на глаз поговорить с шефом. А затем ехать на работу и зарываться по самые уши в бумаги, чтобы понять, на кой к нам аудитора отправляют? Стопроцентный факт, что шефа просто кто-то подставил.

Мысленно перебираю начальников всех отделов. На ум приходит лишь заместитель шефа — Зареченский. Та еще гнида… Что самое странное, выглядит вполне прилично, и с первого взгляда можно подумать, что мужчина он вполне себе адекватный, симпатичный — тщательно следит за своим внешним видом, занимается спортом, не увлекается выпивкой, не курит. А еще он очень интересный собеседник. Способен поддержать разговор на совершенно разные темы. И я в начале нашего знакомства даже немного очаровалась им. Пока однажды он не показал свою истинную суть. Хорошо, у меня табу на секс на работе, иначе влипла бы по самую маковку…

Значит, его записываем в первые подозреваемые. Дальше — его любовница, секретарша. Та, скорее всего, с ним заодно. Хитрая ведьма. Я до сих пор не понимаю, чего она со своим высшим экономическим образованием сидит в секретаршах Зареченского? Неужели только из-за любви? Хотя, учитывая её фанатичную преданность, вполне может быть.

А вот остальные… Нет. Мне трудно поверить, что кто-то еще захотел бы подставить шефа. Бывали мелкие недовольства, но в то же время все эти люди работают с Маркеловым много лет. Они вообще почти все однокурсники, именно шеф помогал им всем устроится на завод. Поэтому сделаем главным фигурантом Зареченского и будем старательно рыть в эту сторону.

Наметив план, я расслабляюсь и незаметно для себя уплываю в сон. Сквозь сон чувствую, как мое кресло плавно откидывается, и кто-то, подозрительно пахнущий парфюмом Тарасенко, накрывает меня теплым пледом, и осторожно прикасается кубами к щеке. Если это сон, то он мне очень нравится. Заботливый муж… что еще нужно для счастья женщине? С этой мыслью, я все же выключаюсь окончательно. И просыпаюсь уже сама, когда мы подлетаем к Новосибирску.

Тарасенко с кем-то опять увлеченно чатится в телефоне, на меня внимания не обращает. А теплый плед и опущенная спинка кресла мне не приснились, как, по всей видимости, и нежный поцелуй. Все чудесатее и чудесатее…

Мысленно встряхнувшись, иду умываться. А ванная в самолете неплохая… И душевая кабинка есть. М-да… вот это сервис.

— Как отдохнула? — с нежной улыбкой на лице спрашивает мой муж, когда мы уже приземляемся и ждем, пока стюардесса откроет нам дверь.

— Нормально, — почему-то прячу взгляд, и нет, не потому, что смущаюсь от такого заботливого отношения и нежного взгляда, а потому что… У меня что-то с туфлей случилось. Вот!

— Это хорошо, — слышу я отрывистый голос Жени. — Аркадий, как там с транспортом?

— Всё в норме, машины на месте, — рапортует невозмутимый начальник службы безопасности.

Первыми выходят охранники, но не все, с нами остаются четверо. Мы чего-то ждем. А я, осознав свою реакцию, начинаю злиться. На себя, само собой.

— Долго еще? — с недовольством спрашиваю Тарасенко, вовремя вспоминая о своей роли стервозины.

— Потерпи, родная, сейчас охрана всё проверит, и мы будем выходить, — опять с нежностью во взгляде говорит мой муж.

На его лице играет ироничная улыбка. Ого… это он типа раскусил мою игру, что ли? Ну уж нет, буду делать вид, что ничего не понимаю, и показательно выделываться. Вода камень точит, а я так вообще собираюсь капать ядом. Так что недолго тебе, дорогой муженек, улыбаться. Я найду, чем тебя достать, и вот тогда ты раскроешь свои карты. По крайней мере, я на это очень сильно надеюсь.

— Выходим, — говорит Тарасенко, дождавшись немого кивка от одного из своих телохранителей.

Спускаемся с трапа, стюардесса провожает моего мужа счастливой улыбкой и незаметно пытается сунуть ему в карман свою визитку. Я бы и внимания не обратила, если бы мой Тарасенко не поймал деву за руку и не откинул от себя с таким презрительным взглядом, словно уличил в воровстве. Даже жаль её стало на пару мгновений. А вот то, что я почувствовала где-то глубоко внутри, мне совсем не понравилось. М-м-м… мать моя женщина, так это же чистая, ничем не разбавленная, черная и страшная, как сама смерть, ревность. И желание прямо тут укокошить эту наглую тварь, посмевшую посягнуть на моего мужчину.

Поспешно отворачиваюсь и щипаю себя за нежную кожу на запястье, чтобы перебороть этот удушливый приступ злости. А заодно стараюсь делать вид, что мне вообще всё пофиг.

Спускаемся с трапа, и я наконец-то замечаю три больших черных джипа. Интересно, а где он их взял? И за рулем, что самое интересное, уже наши охранники. Точнее, не за рулем, а пока стоят рядом с машинами. Это что же, кто-то только что пригнал машины для нас и, отдав ключи, быстренько ретировался? Вот это сервис… Я и не знала, что у нас в городе такие службы есть.

Когда подходим к одному из больших джипов, я недовольно фыркаю:

— А почему не лимузин? Что это за чудовище такое?

— Прости, любимая, — начинает оправдываться передо мной муж, посматривая на меня с умилением, — но у лимузина нет бронированных стекол, а я заказывал только с бронированными стеклами. Поэтому придется временно поездить на джипах. Но если хочешь, то мы можем вернуться обратно.

О… нет-нет. Никаких возвращений.

— Ладно уж, — бурчу и быстро ставлю ногу на высокую подножку, — потерплю как-нибудь. Высадите меня на Александра Невского, десять, — это уже водителю.

— Не высадим, Крис, — огорошивает мой муж. — Мы поедем сейчас в гостиницу, а к тебе заедем уже завтра, после того, как мои люди проверят, безопасно ли туда вообще ехать.

— Ты с ума сошел! Там мои вещи, мне переодеться надо! Отдохнуть, в конце концов! — кричу я на Тарасенко.

— Успокойся, любимая, — в голосе мужа четко слышны успокаивающие нотки, словно тот уговаривает душевнобольную. — Мы прямо сейчас заедем в магазин, и ты купишь себе новый гардероб. Можешь тратиться без оглядки, я все оплачу. Но в твою квартиру мы не поедем, пока мои люди не удостоверятся, что там безопасно. Ты ведь умная девочка, понимаешь, что шутить с безопасностью не стоит?

Какое-то время молча сверлю недовольным взглядом Женю. Вообще-то он может быть и прав. И вполне возможно, что те люди, которые устроили бедлам в моем номере, могли точно такой же бедлам устроить и в моей квартире, и больше того — еще и ждать меня там… Так что рациональное зерно в рассуждениях моего мужа все же есть.

— Ладно, — с шумов выдыхаю, — едем тогда в магазин. Буду опустошать твой счет, дорогой.

Кровожадно улыбаюсь, ожидая испуга в глазах мужа. Но в ответ Тарасенко резко притягивает меня к себе и, чмокнув в нос, тихо шепчет прямо в губы:

— Моя сладкая девочка, для тебя я готов звезду с неба достать. Трать сколько хочешь, даже не смотри на ценники.