Дарина сидела на небольшом диване, укутавшись в мою куртку, и
настороженно наблюдала за моими действиями. После дикой вспышки страсти
мы не сказали друг другу ни слова. Я не мог определить: это сблизило нас или
отдалило еще больше. Гнал от себя мысли о том, что дома её, возможно, ждет
счастливый любовник… гнал мысли, что тот прикасался к ней до меня. Не сейчас.
Я подумаю об этом потом, когда прикую себя кандалами и буду корчиться в
очередном приступе ревности, боли и одиночества. Когда она будет в
безопасности….С ним… На свободе.
Достал из ящика сэндвич и протянул ей, кто знает, что нас ждёт впереди?
Хочу быть уверен, что она, как минимум, не истощена голодом и в ближайшие
сутки это ей не грозит, а, значит, и восприятие к боли станет высоким.
– Возьми, малыш. Силы тебе пригодятся.
Она взяла бутерброд и жадностью надкусила, потом быстро его съела.
Видно, что очень была голодна. Вытерла рот тыльной стороной ладони, на
короткий миг прикрыла глаза, видимо, отдавшись ощущению сытости, а потом
посмотрела на меня и спросила:
– И что теперь будет со мной?
Опустился рядом с ней на диван и притянул Дашу к себе. Уткнулся в её
волосы, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями к её рукам и волосам.
Просто касаться. Запомнить каждое ощущение. Потом они будут для меня
единственной ценностью. Их можно будет перебирать в памяти и возвращаться к
ним снова и снова, извращенно наслаждаясь собственной агонией от тоски по
ней.
– Я не знаю, Даша...Чёрт подери, я понятия не имею, любимая! – отстранил
её от себя, вглядываясь в наполненные смятением глаза. – На что ты
рассчитывала, когда готовилась совершить подобное? Неужели думала, тебя не
поймают?
Она посмотрела исподлобья и тихо произнесла, отводя взгляд:
– Я рассчитывала только на себя. И да, я знала, что меня могут поймать. Но
это не меняло моего решения.
Изнутри начала накатывать волнами ярость. Сжал её скулы пальцами и
прошипел, глядя в глаза:
–Тогда какого хрена ты меня спрашиваешь, что с тобой будет? Ты сама
подписала нам смертный приговор, Дарина! Понимаешь? Я постараюсь вытащить
нас из этого дерьма, но, твою мать, малыш...Я сам оцениваю возможность успеха
процентов в десять. Не более.
В горле резко пересохло и до смерти захотелось опрокинуть в себя хотя бы
стакан виски. До появления Дарины я практически поверил, что стал другим и
теперь могу отказаться от всего, что раньше любил...Кроме неё и детей, конечно.
Но, грёбаный ад, она рядом всего лишь сутки, и я понимаю, что ничего не
изменилось на самом деле! Ни мои вредные привычки, ни моя бешеная
одержимость собственной женой. Она вносит в меня хаос…но разве я чувствовал
себя раньше более живым, чем сейчас рядом с ней?
– А Андрей? Твой брат знает об этом?
– Нет, никто не знает. Я сама в это влезла и никого за собой тянуть не
собиралась. Я не знала, что ты здесь. Поверь, последнее, чего бы я хотела –
втягивать в это тебя. И если процент так ничтожен, то не стоит и пытаться.
Дарина повела головой, пытаясь избавиться от сжимающих скулы пальцев.
Внутри неё будто происходила какая–то борьба. Она не отвечала на те вопросы,
что я задавал, и злость, сдерживаемая немыслимыми усилиями, грозилась
выплеснуться наружу, смешавшись с отчаянием и смятением при мысли о том,
что, действительно, я имел лишь примерные понятия о том, как поступить в
сложившейся ситуации.
Опустился на корточки перед Дариной и повторил шепотом, не отрывая
взгляда.
– Андрей знал о твоей сумасшедшей идее?
Мне был важен её ответ. Потому что если Воронов в очередной раз не смог
противостоять бредовым затеям сестры, у меня будет с ним отдельный разговор.
Если, конечно, мы останемся живы.
Снова молчание. Проклятье!