Глава 9.1. Рейн
1324 Слова
«– Она сказала, что у вас был сын…
И голос Даната взорвался красным маревом адской боли в висках. Если бы
мне сейчас разрезали живот и вывернули кишки, боль была б не столь
оглушительной.
– Он умер от оспы у нее на руках и похоронен в Нахадасе при Храме.
Я стиснул челюсти так, что захрустели зубы. Меня слепило кровавыми
вспышками, сжигая внутренности ядовитой кислотой, и я чувствовал смрад своего
горящего мяса.
– Ложь…, – едва выдавил и закрыл глаза.
– Она просила спасти его отца и клялась в безумной любви к тебе… ее горе
было искренним. Я видела безумие матерей, потерявших младенцев. И ее
безумие плескалось у нее в глазах… Отпечаток смерти, после которой частица
женщины умирает… Может, она и не лгала… но именно поэтому я пошла за ней.
Мне казалось, что предать отца своего мертвого сын она просто не способна.
Дали усмехнулась, и ее смех отозвался во мне еще одной сквозной раной в
груди.
– Я ошиблась… как я могу винить в этих ошибках тебя? Если даже я поверила
лживым речам твоей шеаны?
– Ложь… у нее не могло быть сына… не могло, я бы почувствовал, я бы знал.
– Иногда, когда люди трахаются, Рейн, у женщин рождаются дети. Они могут
быть нежеланны и ненавистны, но они все же появляются на свет.
– Я уже давно не человек. Как и ты. И я не верю этой сказке. Придуманной для
того, чтобы ты сжалилась над ней и поверила.»
***
И перед глазами крест могильный, гроб бархатный и мелкие кости в нем,
принадлежащие человеку и… грудь раздирает когтями разочарования. А ведь я
был бы рад даже мертвому сыну… как бы чудовищно это не звучало. Был бы рад
знать, что она не солгала…
Волчонок снова завыл, и я сам не понял, как развернулся обратно, набирая
скорость, как мчался во весь опор на лассара, склонившегося над ямой. Как
вгрызся ему в затылок и оторвал голову, и завыл, задрав окровавленную морду,
призывая сестру. Услышит. Зов слышат все. Он пугает остальных зверей и
сгущает мрак, создавая ауру, тянущую родную кровь словно клещами. Один
гайлар найдет другого за долгие мили пути.
Потом я прыгнул в яму, туда, к нему. Ловко приземлившись между кольями, я
наклонился над волчонком, выдергивая из его тельца штырь, а он вдруг лизнул
меня в морду и жалобно заскулил. Я зарылся мордой в его мех, успокаивая и
тыкаясь носом ему в нос.
«Сейчас вытащу тебя… Дали поможет. Терпи»
Наклонился и принялся зализывать его рану на боку, залечивая слюной,
закрывая края. Неглубоко. Порвало только кожу и слегка задело ребро. Вой
волчицы послышался издалека, как и хруст веток под ее лапами. Взвыл в ответ.
Призывая к себе.
Черная морда с заостренным узким носом склонилась над ямой, сверкнули
зеленью глаза.
«Два идиота»
«Тащи ветки»
Длинные палки падали на дно ямы, пока Далии наконец-то не удалось скинуть
длинное бревно, которое стало под наклоном от края ямы до дна.
Схватил волчонка клыками за шкирку и потащил наверх, соскальзывая лапами
по мерзлой коре, глядя в настороженные глаза своей сестры, понимая, что могу
упасть и напороться на штыри, но упрямо карабкаясь вперед. Несколько раз чуть
не сорвался, и Далия испуганно подалась вперед. Из-под ее когтей посыпались
комья земли вниз на дно. Нервничает, смотрит то на меня, то на бревно.
Дерево подо мной застонало, начало трещать, и волчица заметалась,
забилась, поскуливая и часто дыша. Но назад пути нет. Остается только
попытаться выпрыгнуть вверх, но при этом бревно может разломаться, и мы
рухнем вниз.
«Не смей. Просто иди. Тихо. Постепенно. Не смей прыгать, оно не выдержит
толчка».
Но я видел, как трещина идет вперед, как разламывается кора на глазах.
Оттолкнулся изо всех сил и взметнулся над бездной, зацепился лапами за дерен.
Дали схватила меня за лопатку зубами и потащила наверх изо всех сил, упираясь
лапами в землю.
С диким рыком мы вывалились наружу и так и остались лежать в снегу
некоторое время. Пока не увидел, как волчица склонилась над малышом,
оскалилась, всматриваясь в его морду. Еще секунда, и она перегрызет ему горло.
Я бросился между ними, оскалившись и подняв холку.
«Чужак! Таков закон стаи! Ему в ней не место!»
«Я – альфа, и мне принимать законы! Наша стая состоит из двоих! А может
быть трое! Когда-нибудь он нам пригодится!»
«Он должен умереть! Это не наш род! Не наше племя!»
«Сначала тебе придется у***ь меня!»
Злобно смотрит мне в глаза. Я знаю, что она права, но тронуть пацана не
могу. Вспоминая, как спас меня…
«Я обязан ему жизнью! Прими мое решение! Смирись! Он не уйдет!»
Далия еще несколько секунд смотрела мне в глаза, потом отступила.
«Поступай, как хочешь. Но я никогда его не приму!»
«Примешь! Таков мой приказ!»
«Да, мой Велиар» – скорее с сарказмом, чем с истинным подчинением. Но она
покорится. Есть иерархия, и она знает об этом.
Она ушла обратно в лес, искать Лори, а я остался возле волчонка, зализывать
его бок и охранять в норе, под огромным дубом. Когда луна исчезла за облаками,
я знал, что, скорее всего, он не выживет. Обращение в человека убьёт его.
Он выл и скулил от боли, а я смотрел на него, и меня всего скручивало в
унисон. Как будто мои кости ломались снова в первый раз, как будто трещали
челюсти, и кровоточащие ребра становились на место в грудную клетку,
превращаясь в скелет человека. Когда обращение было завершено, мальчик
затих, а я шумно выдохнул и зажал переносицу двумя пальцами. Грудь сдавило
железными обручами, в висках пульсировало болью. Его тело нужно будет тащить
к озеру и отдать теням. Нельзя оставлять в лесу. Кто-то может найти. Наклонился,
чтобы дернуть покрывало вверх и накрыть с головой. Задержал взгляд на
белокожем личике, на длинных светлых ресницах и пухлых губах… какого
Саанана так жмет в груди, так саднит. И это чувство, что мне знакомы эти губы…
что-то неуловимо знакомо в его чертах. Я бы мог привязаться к нему. Мог бы
любить, как своего сына.
– Я…хочу…остаться… с тобой.
Резко поднял голову и склонился над мальчишкой, став на одно колено. Ах ты
ж маленький сученыш! Живой! Открыл бирюзовые глаза, смотрит в мои. Впервые
вижу его так близко.
Обратно нес на руках, укутав в свой плащ, чувствуя какой-то саананский
триумф в груди. Как будто среди вакханалии смерти мне удалось отодрать с того
света что-то важное и светлое.
Когда вернулись, Дали смотрела на меня исподлобья, пропуская в шатер с
мальчишкой на руках.
– Тебя ждет гонец, – сказала она и задернула полог, а я положил мальчика на
шкуры, накрыл потеплее. Сам не понял, как провел пальцами по мягким белым
волосам. Я могу быть кем угодно, во мне может плескаться вся ненависть этого
проклятого мира, но я еще не опустился так низко, чтобы начать убивать детей
только потому, что в будущем они станут моими врагами. Когда станут – тогда и
убью.
Гонца впустили, когда я переоделся и устроился у костра с кружкой горячего
эля, вытянув ноги к пламени, ощущая, как тепло обволакивает зудящие ступни.
Гонец упал на колени и приник губами к моей руке. Измотанный, уставший,
выбившийся из сил. Что-то в его облике заставило меня дернуться, податься
вперед и сдернуть капюшон с его головы. От неожиданности я зарычал и стиснул
рукой волосы гонца, стиснул и наклонился к нему вниз, ударяясь лбом о его лоб,
дрожа от узнавания.
– Чтоб я сдох! Сайяр! Саанан раздери тебя, сукин ты сын!
***
Сайяр схватил мои руки и крепко сжал, прижимаясь к ним лбом. Его пальцы, с
заросшими лунками из-за отсутствующих ногтей, покрытые мелкими шрамами,
тряслись, и сам он не мог сказать ни слова. Как и я. Он пропал почти пять лет
назад. После последнего боя мы так и не нашли его тело, и я решил, что мой
верный друг, мой воин погиб в том страшном бою. В котором мы растеряли почти
все наше войско. Но он провел страшные пять лет в плену у лассаров. В клетке.
Как зверь. И его рассказ не просто ужасал, а заставлял содрогаться от дикого
ужаса.
– Где ты был? Говори! Саанан тебя разорви! Где ты был, друг?!
Молчит, смотрит на меня, лицо перекошено, брови сошлись на переносице, а
потом рот открыл, и я дернулся назад. Твою ж мать! Там пусто…там нет языка!
– Суки проклятые! Тваааари!
- Писатель
