Я рывком обнял его за плечи, затряс, сдавливая худое тело, сжимая сильно.
Лассары отрезали ему язык. Позже, после того как его накормили, дали помыться
и переодели, он взял бумагу и остро заточенную палку, заменявшую в дороге
перья, и писал для меня свою жуткую историю разведенной в талой воде золой.
Три года плена провел в дороге с Маагаром. Их таскали следом – рабов,
пушечное мясо, ремонтников. Они готовили есть, рубили дрова, рыли траншеи,
становились живым мостом на переправах и болотах. Вместо убитых лошадей
тащили повозки, вместо ковров ложились под ноги своим господам, чтобы те не
испачкали туфли и сапоги. Выживали сильнейшие. Выживали те, кто мог идти по
чужим головам, отбирать чужой хлеб и лебезить перед лассарами.
Сайяр практически умер, но ему повезло. Женская половина двора Маагара
переехала в Болхаос, ближе к Тиану, и там требовались ремонтные работы.
Военный поход Маагара был окончен, и почти всех выживших отправили на
строительство и ремонт дворца в Болхаосе.
Изможденных рабов начали кормить намного лучше. Лассарские женщины
оказались менее кровожадными, чем их мужья, братья и отцы, но намного более
похотливыми. Не видевшие месяцами, а то и годами, своих мужчин лассарские
знатные шлюхи охотно ложились в постель со своими рабами, исступленно
сосали их члены, раздвигали ноги и устраивали вакханалии разврата. Самым
интересным и увлекательным представлением были совокупляющиеся рабы и
рабыни в постановочных нарядах. За отказ з****************ю с какой-либо
знатной десой могли отрезать яйца или лишить всего достоинства дамскими
ножницами.
Работникам приносили еду, воду, вино. Их одевали и отводили мыться в
велиарские бани. Их холили и лелеяли, как игрушки.
Она пришла к нему сама – Арлетта деса Вийяр. Тогда он не знал, кто она.
Называл десой и ремонтировал потолок в ее спальне, натягивал драпированную
ткань по углам и заколачивал деревянными рейками, которые потом будут
вскрываться золотой краской. Сайяр вырос в доме кормилицы, а ее муж был
лучшим плотником в Адоре. Женщина, не стесняясь раба, скинула тунику и вошла
в золоченную ванну. Пока служанка омывала ее тело, она расспрашивала Сайяра
о его жизни и о том, кто он такой. А он… ему нужен был шанс вырваться на волю,
но сделать это в тяжелых браслетах и ошейнике с шипами, запаянными наживую
без возможности снятия, не так-то просто. Если заполучить такую
покровительницу, как сама деса Вийяр, то, возможно, с раба снимут все это
железо.
Они стали любовниками – велиара Лассара и он, жалкий раб. И со временем
обычная похоть сменилась настоящей страстью… а одна мысль о том, что он
трахает жену самого Маагара, ставит ее раком и пользует во все отверстия,
сводила с ума. Особенно нравилось, как она с причмокиванием глотает его семя,
и как поддает бедрами и хватается за его член, когда он пускает струи внутрь ее
полного, розового тела. Арлетта хотела бежать вместе с ним. Ее муж не входил в
спальню более трех лет. Его многочисленные любовницы грели ему постель. Она
лишь всходила на трон и сопровождала его в важных поездках.
Все изменилось в один момент. Проклятый Вийяр вернулся с поездки.
Устроил пиршество. Рабов согнали в подвал и лишили тут же всех привилегий.
Особо разговорчивых нашли потом утром в реке, с распоротыми животами и
глотками. Таким образом «добродушные» десы скрывали следы своих
преступлений.
В полночь Сайяр как всегда ждал свою любовницу, но она не пришла. Утром
раба схватили и швырнули в темницу. Он бился там, как раненый зверь, сходил с
ума от мысли, что кто-то догадался о его связи с велиарой, и теперь монстр муж
пытает несчастную. Несколько дней неизвестности, пока не выволокли его на
площадь. Несколько дней, в течение которых он наблюдал, как сбрасывают с
нижних окон замка тела в ров, как исправно работают лопатами могильщики, как
женщины в длинных плащах рассчитываются мешочками и уезжают в своих
золоченных каретах. Вот она – цена плотских услад с врагинями.
Пленного валласара осудили за воровство и сквернословие. Ему отрубили все
пальцы на правой руке и отрезали язык, а также оскопили. А на троне, рядом с
велиаром сидела Арлетта и равнодушно смотрела, как казнят того, кому она
признавалась в любви. Псы грызлись за куски его плоти, а он мычал от боли и
смотрел на нее, на бледное лицо, на большие и красивые глаза… смотрел и
понимал, что это первая женщина, которую он убил бы ни в чем не раскаиваясь.
Сайяра вывезли в поле и выкинули умирать, истекающего кровью, но морозы
застудили кровь настолько, что не возникло гангрены и заражения. Он полз в лес,
ел снег, спрятанную под ним сухую траву и снова полз, пока не наткнулся на отряд
баордов. Попрощался с жизнью в очередной раз.
Старая мадорка выходила его, зашила культю языка, прижгла раны на руке.
Она просит, чтобы волк не тронул малыша-волчонка и обошел стороной
лагерь баордов. Просит перемирия.
Я отшвырнул бумагу и опустился на колени перед Сайяром, убрал волосы с
его бледного, осунувшегося лица.
– Пощадим баордов. Я рад, что ты вернулся. Твое место рядом со мной
всегда свободно, и не имеет значения, что теперь ты не держишь меч в руке!
Будешь рядом, будешь советником. Мне жаль, что ты все это пережил. Найдем
каждого, кто причастен к твоим страданиям, и накажем так, как захочешь ты.
Сайяр подскочил с колен и схватил мой тяжелый меч другой рукой. Ловко
подбросил в воздухе и поймал за лезвие. Я усмехнулся и хлопнул его по плечу.
– Значит, вернешься на свою должность.
Сайяр оглянулся на полог шатра, а потом протянул мне бумагу, перевязанную
тонкой тесьмой, с печатью дома Вийяров.
– Что это?
Кивнул на бумагу. Вензель обжег мне пальцы, но я все же вскрыл письмо и
дернулся, как от удара, увидев ЕЕ почерк.
«Я, Одейя дес Вийяр, приветствую тебя, велиар островов, деспот-варвар и
хозяин южных земель Кхуд Триркрах, и один из красивейших мужчин мне
известных в этом мире. Мой Великий брат, Велиар Континентов, Владыка земли,
наследник Ода Первого, Маагар Второй, передал мне твое послание, подарки и
предложение. Я думала несколько долгих лун, пока не приняла решения, что
такой доблестный, смелый и могучий воин достоин стать моим мужем. С радостью
надену твое кольцо на палец и взойду на брачное ложе, подарю тебе сыновей…»
С яростью отшвырнул письмо и взвыл, заорал так, что голосовые связки от
напряжения завибрировали. Зажав голову и стиснув кулаки.
– Неееееет! Аааааааааааааааааааааа!
Сайяр молчал, опустив голову и глядя на ядовитый листок, выпавший из моих
пальцев. Поднял его и молча протянул мне, но я подбил его руку так, чтобы лист
снова выпал. Мою грудную клетку сдавило тисками, ее раздробило на осколки.
Сайяр снова сунул бумагу мне в руки.
– Уйди. – прошипел сквозь зубы, но он развернул бумагу и ткнул куда-то
пальцем.
Превозмогая боль, стараясь не разлететься на части, удержаться на ногах, я
опустил взгляд и прочел дальше.
«Завтра в полдень я, вместе с эскортом, выезжаю к тебе навстречу и буду
рада лицезреть жениха своего, и провести с ним время в Лазоре, в доме на
горячей воде, где мы сможем скрепить наш союз устными обещаниями и
обменяемся кольцами, а затем я последую за тобой».
Сдавил бумагу, смял в ладони и пошел к выходу из шатра, распахнул полог:
– Всем собираться, сворачиваем лагерь. Утром уходим в Лазор. Быть
готовыми к смертельному бою с островитянами!
Сайяр вцепился в мою руку, заставив обернуться и прорычать.
– Никакой помолвки не будет. Это моя сука! И она вернётся ко мне! Лизать
мои ноги!
А ведь могла стать моей женой. Почти ею стала, и все было бы по-другому.
Все было бы не так, если бы в тот день она не убила Фао, а сказала мне
проклятое ДААА.
– Мне нужно прочесть молитву отречения ниаде, а она должна поставить
свою подпись под ним. Нам нужно остаться у алтаря одним.
Ниада усмехнулась, зная о ритуале и ожидая именно этого. Когда все
отступили назад, и они остались с астрелем одни в центре пятиконечной
звезды, он подошел к ней и откинул вуаль с ее лица.
– Предатель, – прошипела она, едва слышно.
Но мой волк услыхал… Он насторожился, и все мое тело сжалось от
предчувствия, которое я гнал прочь.
– Всего лишь хочу выжить и вам советую того же.
Фао пафосно поднял глаза к потолку и, сложив руки на груди, начал
говорить свою речь об отречении, оставляя паузы для ее «да». Орошал ниаду
водой, окуная пальцы в золотой чан и ступая по каждому лучу звезды.
А она, хитрая дрянь, лишь ждала, когда он подойдет слишком близко, чтобы
оросить ее лицо и провести по нему пальцами. Наконец-то Фао встал
напротив Одейи, удерживая в одной руке чашу с голубой водой.
– Ты отказываешься от благ небесных, от своего призвания, чтобы
вручить себя смертному мужчине. Такова твоя добрая воля и выбор, и Иллин
наш Великий примет твое решение, так как великодушие и доброта его
бесконечны. Согласна ли ты, Одейя дес Вийяр, стать частью дома Даалов,
стать частью от крови его и плоти, отрекаясь от Рая ради сотворения новых
жизней и во имя Иллина? Клянешься ли в вечной верности и любви Рейну дас
Даалу?
Я вместе с ней смотрел в маленькие глазки астреля, потом ниада
опустила взгляд. Это потом я понял, что она смотрела на его толстую шею,
прикрытую воротником расшитой сутаны, где под подбородком, ближе к уху
пульсировала вена. Мой волк ее тоже видел. Но научился не обращать
внимание на кровообращение людей. Фао явно нервничал, и ниада тоже. Запах
их бушующих эмоций сплелся в единый клубок.
По зале прошел легкий ропот от того, что невеста тянула с ответом.
Подняв глаза, она посмотрела астрелю в лицо.
– Конечно, ваше Преосвященство….
Глазки астреля блеснули триумфом, и он удовлетворенно кивнул, а она в
этот момент прокричала:
– Конечно же, нет! Будь ты проклят!
И вонзила гребень в его дряблое горло с такой силой, что я буквально сам
почувствовал, как зубья вошли в плоть, словно в масло, с характерным
треском разрывая кожу.
Тишина воцарилась на секунду, пока астрель оседал к ногам женщины,
открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, харкая кровью и хватаясь за ее
платье окровавленными пальцами.
Вокруг раздались вопли и крики… но я их почти не слышал, а ниада с
безумным триумфом смотрела на подыхающего у ее ног астреля.
Когда я схватил ее за запястье, сжимая до хруста, она медленно повернула
голову и встретилась с моим взглядом из-под кожаной маски, продолжая
улыбаться и тяжело дышать, процедила мне в лицо:
– Вот тебе мой ответ, Даал – НИКОГДА!
Это был жестокий удар. Под ребра, в самое сердце.
А потом мои губы растянула усмешка, похожая на оскал…
– Это был ТВОЙ выбор, Одейя дес Вийяр. Вместо моей жены ты станешь
моей рабыней.
Я поднял взгляд на орущих гостей. Кое-где опять слышались вопли «сжечь
шеану!».
– Лассарка сделала свой выбор. С нее будет срезана метка ниады, она
будет заклеймена, как велиарская рабыня и отныне станет моей
собственностью и собственностью Валласа. Если её отец захочет, он
сможет ее у нас купить после того, как она познает все прелести рабства и
надоест мне, как наложница.
Только этого никогда не случится… она мне не надоест, она не исчезнет из
моей памяти, из моего сердца, из моего мяса и из моих костей. Она живет во
мне, став частью меня самого.