– Лори мою видел?
И тут же тряхнул головой. Напомнила лишний раз… о том, что не все, как
надо… и не будет никогда после того, что она пережила. Но не мне ее судить.
Лишь бы счастлива и жива была. Пусть хоть с бабушкой Саанана спит или
сношает сестру самого Иллина.
– Последний раз в лазарете видел, больных горячкой отпаивала.
– Нет ее там.
– Поссорились?
– Да…можно и так сказать.
Да, крепко лассарская велиария держит Дали в своих белых ручонках. Саму
душу заполучила.
– Остынет и вернется.
В углу завозились, и мы оба обернулись – мальчишка из-под шкур смотрел на
нас обоих с любопытством и страхом.
– Откуда притащил?
– У баордов забрал. Сивар, старая падаль, отказалась говорить со мной. Это
их пацан.
Дали подошла к мальчишке, а он назад отпрыгнул и зашипел. Она
наклонилась, и он тут же застыл, глядя на нее. Но не от страха, а скорее, от
любопытства – рассматривает, склоняя голову то к одному плечу, то к другому.
– Не баорд он. На лассара похож. Выбрось его. Зачем он тебе?
– Пусть Сивар скажет мне про гайлара, и верну его ей.
– Какого гайлара?
Дали обернулась ко мне.
– Здесь есть еще один волк. Молодой. Я его вчера ночью видел.
– Ясно. Ищешь нам подобных? Гнать их надо, а не искать.
– Он совсем юный. Хочу знать, кто его создал… Если они рядом, то нужно
выведать – насколько опасны.
– Играйся со своим зверенышем. Я пойду Лори найду перед тем, как луна
взойдет. Через пару дней метель закончится – и уходим отсюда.
Ночью постелил пацану шкуры, но он лег на голый пол, поджав под себя руки
и ноги. Пацана накрыл своим плащом и костёр развел, обложив камнями очаг. Во
сне маленький баорд выглядит совсем младенцем, губы выпятил, брови
нахмурил, и мне его лицо кажется смутно знакомым. Как копия чья-то, но чья –
понять не могу.
Глаза прикрыл. Сколько ему лет? Около пяти? Если сука красноволосая не
солгала, то у меня был сын, и сейчас ему могло исполниться столько же. Только о
ней подумал, и болью горло перехватило, как будто горящий уголь проглотил, и он
тут же все внутренности обжег. Каждая мысль о ней отрава ядовитая.
Вскочил с пола и откинул полог шатра. Луна скоро из-за туч выйдет и к себе
позовет. Уходить пора в лес.
Пусть и знают в отряде кто я, но показывать им, как волком становлюсь, лучше
не надо. Страх страху рознь. Суеверия порождают опасный ужас, не нужный мне
сейчас.
Вышел из шатра, выпрямился, посмотрел на небо в ожидании Луны… и вдруг
из шатра звуки странные услышал. Откинул полог, заглянул – мальчишка по полу
мечется, ногой с веревкой дергает, пока не выдрал колышек из земли. Я
нахмурился, всматриваясь в полумрак и не веря сам себе. Из темноты на меня
смотрят горящие фосфором зеленые глаза гайлара.
– Луна, – сказал тихо совершенно человечьим голосом. – пришла.
***
Я смотрел, как он обращается, с неким восхищением, с долей благоговейного
трепета. Это было нечто особенное и неповторимое в своей ужасной красоте. Я
впервые тесно общался с ребенком… Он вызывал во мне любопытство, иногда
раздражение и нечто очень странное, разливающееся кипятком под ребрами,
согревающее мое сердце, покрытое струпьями льда и коркой изморози.
И в то же время понимал, что ему здесь не место. Его надо у***ь или прогнать
с территории. С нашей с Далией территории. И самым верным будет первый
вариант. Самым правильным. Никакой конкуренции. Сегодня маленький
звереныш умрет. И это более чем гуманно. Взять с собой я его не могу, вернуть
баордам – значит, отдать им мощнейшее оружие. Рано или поздно этот белый
Гайлар станет нашим врагом. И меня царапает острым, ржавым лезвием
сожаления. Как будто внутри все скукоживается, жмется, как горящая бумага.
Люди не знают о нас, так и должно оставаться. Заманить его к озеру, которое
едва затянулось льдом, и отправить под воду. Вот, что я собирался сделать. И
повел его туда заснеженными лесными тропами. Повел с гадским ощущением, что
обманываю ребенка, с гадским пониманием – малыш мне доверяет. Но какая
жалость в звере безликом? Нет ее давно. Ни жалости, ни любви. Ничего. Только
законы стаи, только благо нации. Я уже жертвовал ради своей слабости и никогда
себе этого не прощу.
«Хочешь мяса? За мной» мысленно обращаясь к нему, набирая скорость,
видя, как малыш перепрыгивает по снегу и бежит следом, перебирая маленькими
лапами. Свернул к чаще и потерял его из вида. Остановился, озираясь по
сторонам, принюхиваясь, пытаясь понять – здесь ли он или сбежал. Надо было
загрызть его, как только вошли в лес. Но от одной мысли о том, что под клыками
примнется мягкая шерстка, стало не по себе.
Сбоку раздался шорох, и белый клубок выкатился ко мне под лапы и тут же
заскользил по снегу, пытаясь убежать. С неверием понимаю, что он играется.
Бегает между деревьями, цепляя кусты белыми боками, сбивая снег, фыркая и
падая на спину, чтобы кататься и дергать конечностями, потом снова подбегать ко
мне и с опаской поглядывать косым взглядом, чтобы снова ошалело дернуть с
места и прыгать вокруг деревьев. Маленький глупыш.
Человека я учуял сразу. Лассарского лазутчика, отбившегося от отряда,
который я уничтожил несколько лун назад. Человека учуял, а ловушку не увидел.
Волчонок угодил в нее на полной скорости, упал на одну из заточенных палок, она
пробила ему бок. Лассар приближался, а я топтался у края ямы, смотрел, как
малыш мечется, как жалобно скулит и смотрит на меня с надеждой и тоской.
Оставить здесь. Отдать на растерзание человеку и уйти. Быстро и
справедливо. Лассар убьет волчонка из лука, снимет шкуру и бросит тушку. Потом
ее найдут тени, и она растворится во мраке. Посмотрел прощальным взглядом и
сделал несколько шагов назад. Он жалобно завыл, призывая меня, а я
развернулся и побрел прочь.