Беглецы. Навстречу закату...

Глава 2

Кайла

Утро было хмурым, но солнце все же пробивалось изредка сквозь тучи, едва касаясь земли. Осенняя прохлада вступила в свои права, и утренники стали ощутимыми. Ледяная роса серебрила траву, от чего поле, видневшееся из нашего с Машей окна, казалось волшебным. Отдыхающая земля с удовольствием дала волю мелкому сорняку, который радовался последней живительной влаге перед заморозками. Поле казалось бархатным. Изумрудно-серебристая поверхность искрилась в редких лучах, так и приглашая побродить босиком.

Загородный воздух был наполнен ароматами леса, отдыхающей пашни, осенних цветов и земли, словно создан для того, чтобы наслаждаться природой, дышать этими прекрасными запахами, вместо бензина, удушающих вечерних духов, пороха и опасности… Именно здесь я чувствовала себя хорошо, комфортно, на своем месте. Ледяной пол в доме и необходимость постоянно помнить об отоплении меня не смущали.

Мы с дочкой проснулись, немного повозились и пообнимались. Было так приятно просто поиграть с ней, пока малышка не вспомнила про свой режущийся зуб. Но нужно было вставать и заниматься домашними делами. В сельском доме долго не полежишь. Да и заботу я себе нашла, которую кормить надо не только детской кашей. Мне удалось быстро протереть пол и погладить несколько Машиных вещичек.

Созвонившись с соседкой, я воспряла духом. Тетя Таня, как обычно, согласилась присмотреть за моей рыдающей красавицей. Собралась я быстро, наскоро умывшись и натянув привычные джинсы с кроссовками. Старалась передвигаться как можно быстрее, мысленно переживая за своих (уже двоих!) домочадцев. В сельском магазине выбор был крайне скудным, и все равно нужно было в аптеку, поэтому держала путь сразу к городу. В супермаркете на трассе хватаю самое необходимое и снова выруливаю на Бариново. На развилке вижу пару машин ДПС, которых тут никогда не было. Уж не моего ли ежика разыскивают? Неприятный холодок пробежал по спине, но я взяла себя в руки. Если бы пугалась до смерти каждого шороха, то не выжила бы в своей бесконечно чужой жизни.

Трясусь по разбитой грунтовке и прокручиваю в голове, кем мог бы оказаться мой незнакомец. Пальто, пиджак, брюки, часы – все очень дорогое. Или бандит, или бизнесмен, что в принципе родственно в наше время. Собственно, как это меня касается? Я просто помогу ему, это добро, а за него будет добро и мне, и даже если не будет, пусть так. Мое сердце осталось живым полтора года назад, не остановилось, значит, я буду нормальным человеком! Не хочу быть черствой!

Оставляю машину во дворе и тащу пакеты в дом. Надрывный плач слышу уже в сенях.

- Иду, иду, моя маленькая!  - принимаю свою малышку с рук Татьяны. – Что же заплаканная-то такая? Зубик, да? – прижимаюсь к нежной щечке своей дочки.

Стараюсь не сюсюкать, но не выходит. Вид больших мокрых глаз разбрасывает мелкими осколками все воспитательные устои. Сюсюкаю и тискаю свое сокровище, так ароматно пахнущую молоком и детством. Прощаюсь с соседкой и начинаю раскладывать продукты, держа ребенка одной рукой. Крайне неудобно, но она перестает рыдать, таращась на происходящее.

Наконец, мне удается поставить в кастрюльке бульон, загрузить продукты в холодильник и покормить свое чадо. Это все с ней на руках, поэтому и сорвала почки, добавила себе проблем. Но коляска не пролезет в узком коридоре избы, поэтому она для меня сейчас роскошь. Отношу ее в кроватку и поглаживаю спинку, давая уснуть.

- Ну как ты тут? – спрашиваю мужчину, приоткрывая перегороженную часть сеней.

Он показывает поднятый вверх большой палец. Жест «окей».

- Знаю, что голодный. Потерпи, уже готовлю. Пойдем на кухню. – говорю ему.

Он идет за мной, пошатываясь, подпоясавшись одеялом, и обводит крохотную кухню задумчивым взглядом.

- Ты не в том возрасте, чтобы смущаться. А может, и не в той весовой категории. Аааах, черт! - неудачно поворачиваюсь, прикрывая за ним дверь, и чувствую сильную боль в спине. – Садись сюда. – указываю ему на табуретку у стола, продолжая охать. – Сейчас перевяжу тебя, надо обработать раны.

Он удивленно смотрел на меня своим глазом, поскольку второй еще даже не начал «пробиваться».

Я быстро размотала наволочку и обработала швы от пулевых ранений на груди ватным тампоном, смоченным в йоде. Подсыпаю дезинфицирующий порошок на каждый шов. Откладываю большой пинцет на блюдце и накладываю пластыри на еще не зажившие раны.

- Теперь терпи, займемся лицом. – снимаю самодельную повязку с лица, швы под которой выглядят плохо. Распухшее воспаленное лицо делает из мужчины просто чудовище.

Достаю шприц и набираю лидокаин из двухкубовой колбы. Страшно, честно говоря, понимая, что его лицо сейчас одна большая рана, и больно ему будет не чуть-чуть.

 – Колю мелкими по три раза с каждой стороны. Не шевелись. – командую мужчине, а он и так не шевелится, застыв на табуретке с опрокинутой назад головой.

После обкола раны закладываю по ее краю вонючую, но крайне полезную мазь, чтобы предотвратить возможное нагноение. Делаю прокладку с антисептиком и стягиваю края скобами и толстым пластырем. Все! Глаз заклеен окончательно, лицо перекошено, но только так есть шанс ускорить заживление и купировать инфицирование. Второй глаз открыт, но щека в сетке царапин. Из-за отечности лицо выглядит как у многолетнего запойного.

- Вот и бульон готов. Терпеливым циклопам полагается хороший обед. – улыбаюсь, но мужчина совершенно не весел.

За все время, что я созерцала его не спящим, он не выдал ни одной эмоции. Каменное выражение лица. Что ж, не мое дело. Отсутствие чувства юмора – не грех. Наливаю ему большую тарелку лапши на бульоне и протягиваю лаваш. Сама отворачиваюсь и набираю в маленький шприц укол для себя. Вкалываю в предплечье и потираю место, потому что щиплет невыносимо.

- Ээээ, - слышу мычание за спиной.

Удивленно разворачиваюсь к нему лицом. Он гневно смотрит и машет рукой на меня. Доходит до меня его вопрос сразу, но, право же, смешно!

- У меня воспаление почек, хронический пиелонефрит на фоне нефроптоза, - мотаю головой, словно убеждаю саму себя. – Это антибиотик, а не наркота, не ерзай, жаль только, что ребенка придется от груди отлучить с этими уколами.

Мужчина будто выдыхает облегченно и принимается поглощать еду. Ну, да ладно, может, слышал где или сам болел… Мнение мужчины меня мало беспокоило. Впереди маячила проблема «номер раз». Грудное молоко на несколько дней отменялось для моей принцессы, пока мама на уколах. Согласится ли она перейти на смесь? Вот это было уже серьезнее, чем немые реплики незнакомца. Он вообще в моем доме вопреки любому здравому смыслу! Решила я, видите ли, фантомный должок отдать…

На самом деле было абсолютным противоречием жить с оглядкой на прошлое и заботиться одной о ребенке, при этом же притащить в дом мужчину. Мужчину с улицы…Мысль проскальзывала, но как-то не укоренялась. Я решила спасти жизнь… Вроде будущий медик, все сходится, но это же опасно! Да, слово верное, почему же в моей голове оно не так актуально? Вдруг мужчина окажется вовсе не адекватным и благодарным? Не складывалось, вот хоть убейте меня.

Не дожидаясь, пока он доест, ухожу к Машуне и усаживаюсь за работу. На исходной были сразу два диплома по экономическим дисциплинам на заказ и сдать их нужно было через две недели. Аванс мне заплатили, поэтому работать нужно было, засучив рукава. Как же мне пригождалось сейчас то, что оказалось в моей голове! Умение быстро читать и складывать предложения стало настоящим подспорьем в условиях невозможности работать с грудным ребенком иначе, как из дома. И я успевала, все успевала, ведь по-другому не могло быть, ничего бы не получилось…

Полтора года назад

«Никогда не возвращайся». Эта фраза намертво засела в памяти, хоть и была прочитана мимолетно на клочке бумаги. Мне протянул ее проводник, когда я опустилась на мягкое сиденье в вагоне. Ни слез, ни истерик у меня сейчас не было. Была пустота, оглушающая тишина собственных мыслей и эмоций.

Слезы высохли. Руки безвольно лежали на коленях. Я осталась одна, одна на целую планету, Вселенную! Мамочка, что же так сложилось у меня? Чем я не угодила этому миру?

За окном мелькали перелески, дома, автострады. Гулко бухали колеса под полом вагона, из приоткрытой двери купе слышались голоса пассажиров, но звучали они где-то очень далеко от меня, словно со стороны видела я себя в этом вагоне. За окном пролетали дома, деревни, лесополоса, а я сидела истуканом, пытаясь собрать себя и хоть как-то сообразить, как мне жить дальше.

Дорон спас меня, вдохнул жизнь, теперь выгнал. Виновата ли в этом я? Не думаю… Точнее так, я уверена, что причина моих бед отнюдь не во мне самой. Я виновна лишь в своей молодости, неопытности, доверчивости и отсутствии гроша за душой, потому со мной так легко расстаться, выбросить, выгнать. И с этим мне придется бороться, поскольку сдаться я не имею права. Сдаться означает лишь одно – стать таким же бездушным куском скалы, как и остальные люди вокруг, но уже в отношении того, кто еще слабее меня. Вот теперь я возвращаюсь в себя. Неизбежная и желанная трезвость разбегается по телу, словно возвращая меня из длительного запоя.

Вчера я сделала тест и, оказалось, что жду ребенка. Ребенка от Дорона. Малыша, которого не покажу ему, которого предстоит растить самой, но именно ему я и буду нужна так, как ни одному другому человеку. Он будет любить меня просто так, просто от того, что я есть. Все же я полюбила Дора, мой первый мужчина, моя первая страсть. Жаль, что ему это оказалось не нужно…И я запомню его таким, каким мы были вместе, а не сегодня, когда он выставил меня из своей квартиры. Нельзя жить той чернотой, что так и хочет проглотить душу. Однажды, я почувствовала, как меня может сожрать это чернота, но появился Дорон, и с ним я пережила этот трудный период. Сейчас же надо увидеть светлое, приказать себе его найти, иначе незачем жить, а я должна, ведь под сердцем у меня малыш, и он нуждается в том, чтобы я была у него.

Я поселилась в самом дешевом хостеле у вокзала. Сменила «железо» (мобильный телефон), приобретя нормальный рабочий андроид с готовой сим-картой. С ним уже смогла заказать себе документы, по которым меня сложно будет найти. Немного скопленных денег мне очень пригодились. Теперь я Саиля Равилевна Мерджинова по паспорту, именно этот лексический трэш будет в свидетельстве о рождении моего ребенка. Находясь под Ярославлем, я успеваю дистанционно отправить заявление на академический отпуск и морально прощаюсь с медфаком, ведь когда я еще туда попаду?

Новые бумаги – новая жизнь. Вновь оказываюсь на мягком сиденье вагона. Сутки и уже значительно легче дышать… Саиля успешно встает на учет по беременности в одном из южных регионов нашей родины и в положенный срок на свет появляется Лейла Саидовна Мерджинова. Мне на руку мои темные волосы, и у Машеньки тоже темная голова. Решаю звать ее Машей с самого начала, а самой представляться Силей, как делают многие люди с экзотическими именами, прибывшие с Кавказа. Пусть лучше путанница, зато чем меньше совпадений, тем безопаснее.

Скучала я по Дорону? Невыносимо… Порой казалось, что могу умереть, но малышка под сердцем не позволяла мне этого, каждое утро поднимая меня своими ласковыми прикосновениями изнутри. Я была ей нужна, и это здорово держало меня на этом свете. Говорят, тяжело любить ребенка, если его отец дурно с тобой поступил. А в моей голове засела мысль, что Машенька только моя. Мы же больше никому не нужны, значит только мы и есть друг у друга, и прекрасно обойдемся без сочувствующих. Постараемся…

С появлением дочки я вдруг осознала, что за люди окружали меня до этого момента. Я родилась в обеспеченной семье криминального бизнесмена, прожила двадцать лет на привязи, золотой якорной цепи, а потом влюбилась и родила дочь от такого же бандита. Мой ангел-хранитель, наверное, крепкий малый с железными нервами, учитывая, сколько раз ему приходилось отводить от меня смерть.

Я была рада, что вырвалась из этой клетки. Теперь меня окружали обычные люди, дорожащие каждой копейкой и ценящие саму жизнь. В небольшом селе под Ростовом-на-Дону я провела несколько месяцев. Работала уборщицей на железнодорожной станции и писала студенческие работы на заказ, приобретя с рук небольшой планшет. На аренду дешевого жилья и питание хватало. Соседи отдали детские вещички для Маши. Еще до родов я с удивлением обнаружила в своей сумке приличную сумму денег, спрятанную в подкладке, поэтому будущее меня не сильно пугало. Я больше не была одна. Было ради кого, работать, не высыпаться. А деньги… Похоже, Дорон так решил откупиться, чтобы не совсем уж в пижаме меня выпихнуть. Что ж, я не гордая и точно не пропью!

Как я докатилась до жизни уборщицы? Да, бегом! Я принадлежала теперь себе. За мной не следили. Мне не указывали, что и когда мне делать, как вести себя на банкете и какой высоты должен быть каблук. Работала, гуляла, дышала воздухом без примеси опасности, не запоминала людей, встретившихся мне за день… Лишь иногда, когда рядом лопалась камера у колеса машины, я вздрагивала, потому что хлопок слишком многое напоминал. Человеку, не жившему с охраной с детства, не понять.