Он знал его еще ребенком. Гортрану было пятнадцать, когда у герцога Ламберта родился второй сын, спустя годы и смерть троих малышей еще до рождения, герцогиня опять понесла и наконец-то разродилась живым и здоровым младенцем. Звонили колокола, гремели пушки, люди рассыпали по всему городу лепестки роз. Беднякам раздавали зерно и муку в честь рождения еще одного наследника. А барон Уэлч и Джошуа Ламберт трахали шлюшек в «Зеленом Драконе» леди Сьюзен. Мечтали вместе бежать на войну и найти золото Красной Орды в песках за Пятью Континентами.
Джошуа обещал Гортрану сделать его своим оруженосцем, и тот рассчитывал, что именно так и будет. Он пойдет на войну вместе с Ламбертом старшим, а никак не станет прислуживать новорожденному младенцу, но его мнение никто не спрашивал. Отец приказал оставаться в Адоре, в очередной раз напомнил Гортрану о его происхождении и о том, что ему на самом деле ничего не светит, как незаконнорождённому сыну. И если прогневит своего родителя, то будет сослан в монастырь и примет постриг, а должность оруженосца принесет славу Уэлчам, принесет им богатства, а самому Гортрану – титул и даже земли.
И Уэлчу пришлось везде таскаться за венценосным ребенком, носить игрушечную саблю, присматривать, чтоб не зашибся, и при этом склонять голову в поклоне каждый раз, когда мальчишка входил в залу, вздернув острый подбородок и осматривая подданных высокомерным взглядом. Гортран был предан маленькому герцогу и в то же время ненавидел свое место подле него, он мечтал о сражениях, мечтал о войне и победах. Зачем ему титул из рук ребенка? Он хотел почестей из рук самого короля.
Смазливый и зарвавшийся мальчишка, за которым надо было присматривать и подтирать сопли, разрушал всю жизнь Гортрана, все его мечты. Но лорд не смел ослушаться своего отца, не смел перечить и самому королю. Ему оставалось только молча принять участь и с тихой ненавистью прислуживать Моргану Ламберту. Оруженосцы не имели права на брак по любви, не могли сражаться на войне, они должны были оставаться вечной тенью своего хозяина до самой смерти. Все титулы и почести им могли дать только их господа, как и освободить от должности или разрешить жениться. Может быть, кто-то и счел бы это великой честью, но не Гортран, который обладал вспыльчивым нравом южанина и мечтал о дальних неизведанных странах и морских сражениях, мечтал умчаться с другом к самым ледяным землям, любить, жениться по собственному желанию в конце концов. Ослушаться, конечно, он не мог… но мог сбежать. Назревала война с севером, одни из первых распрей с Блэром, беспорядки у границ в цитаделях. Барон Уэлч тогда сопровождал юного герцога на его вторую охоту на оленей в леса, граничащие с Севером. И он планировал оттуда не вернуться. Планировал примкнуть к войску Карла Второго, пойти в наступление на Блэр вместе с Джошуа. Гортрану казалось, что, если он отличится в бою, отец и король пересмотрят свое решение сделать его оруженосцем младшего Ламберта и отправят воевать. Моргану было десять лет. Он был худощав, тщедушен и похож на девчонку с огромными сине-серыми глазами и темными кудрями до самых плеч.
Когда Гортран учил его драться, то боялся не поранить нежную кожу юного герцога или не сломать ему руку. Тот злился и топал ногами, направляя на барона деревянный меч.
– Сражайся со мной, Гортран! Я – воин. Я не рассыплюсь, даже если ты меня ударишь! Сражайся, или ты считаешь меня слабым и немощным? Скоро я начну побеждать тебя, и ты будешь молить о пощаде. Я стану лучшим мечом королевства!
Да, именно таким он его и считал. Случись что с мальчишкой, Гортрану не сносить головы. А насчет лучшего меча слышалось смешно. Для этого надо было хотя бы победить самого Гортрана, не говоря уже о графе Шонском, который победил в прошлом турнире.
Они напали на них в лесу. Люди во всем черном. Без знамени, без герба, в масках на измазанных сажей лицах. Гортран как раз мчался в сторону границы навстречу своей мечте, он бросил своего подопечного вместе со свитой в лесу и не знал о нападении. Его самого сбила с ног стрела, которая вонзилась в бок и сшибла Гортрана с коня. Он упал на землю, ударился сильно ребрами и сломал ногу. Он слышал, как треснула его кость… а когда приподнял голову, то увидел, как она торчит, вспоров мясо и кожу. Они приближались к нему. Двое ублюдков с закрытыми лицами, похожие на демонов. Один с маленьким топором в руках, а второй с ножом. Гортран попробовал встать, но сломанная нога и торчащая в боку стрела не позволили ему даже пошевелиться.
Кажется, он кричал. Но кто придет ему на помощь? Если он сам, как подлая крыса, бросил своего маленького господина. Наверное, тот уже давно мертв. И самому Гортрану лучше умереть, чем вот так опозориться.
Люди в черном приблизились к барону, лежащему навзничь на земле, и едва один из них замахнулся ножом, как Гортран услышал характерный свист, и стрела впилась в глаз бандита. Точнее, ее острие проткнуло ему голову и теперь торчало из глаза, заваливающегося на бок мужчины. Второй с воплем обернулся, и Гортран увидел, как маленький герцог, словно пантера, бросился с мечом на противника. Тот от неожиданности опешил, и это стоило ему жизни, меч герцога мягко вошел в живот наемника, и с воплем мальчишка выпустил здоровенному мужику кишки, а потом толкнул его ногой, и когда тот упал навзничь, вытер острие меча о его плащ. Наклонился и содрал маску с лица еще живого бандита.
– Кто вас послал? Отвечай! И останешься жив!
Несчастный держал свой вспоротый живот и пытался что-то ответить, но не мог. Из его рта сочилась кровь. Герцог обошел его и подошел к Гортрану, наклонился, надломил стрелу, не обращая внимание на стон боли, затем оглядел его ногу. Несколько секунд смотрел барону в глаза и тихо сказал:
– Я мог бы вспороть живот и тебе за предательство, но я пощажу тебя. Один единственный раз. Для того, чтобы воевать, необязательно стоять напротив целого войска. Большие войны случаются не на полях сражения, а чаще всего за столом в сытости и сухости.
Юный князь тащил барона до большой дороги в Адор на плаще врага, которого так и не убил.
– Вы оставили убийцу в живых… зачем? – хрипло спросил Гортран, когда лекарь вырезал из его бока острый наконечник стрелы.
– Самое болезненное и страшное ранение – в живот. Его смерть будет адски мучительной. Возможно, дикие звери умножат его страдания. Они будут жрать его кишки, а он все еще жив, что может быть хуже этого?
И посмотрел на Гортрана своими темно-синими прекрасными глазами, а тому стало страшно. Ведь это сказал десятилетний ребенок. Этот же ребенок просил не казнить беглеца и не ссылать в монастырь. Этот же ребенок отказался от нового оруженосца и ждал, пока Гортран станет на ноги и вернется к своим обязанностям. Гортран поклялся, что скорее позволит вырвать себе сердце, чем предаст герцога Моргана Ламберта. Когда Уэлч пал на колени и поднес руку мальчишки к своим губам, тот тихо и спокойно сказал.
– Одно неверное движение, один лишь намек на предательство, и я лично переломаю тебе руки и ноги, – наклонился к его уху, – или накормлю тебя твоими же кишками. Обещаю.
И мнение о мальчишке изменилось. Гортран понял, кто из двух братьев сможет по-настоящему править Адором…. Через два года Морган стал первым мечом Королевства… А потом пришла Лють. И все подумали, что Адора больше не существует. Как и Ламбертов, истребленных страшной болезнью. Но Морган вернулся с того света. Вернулся из самой гнилой бездны и возродил Адор из пепла. Он был красив, справедлив и жесток. И герцог фанатично любил Адор, а он отвечал ему взаимностью. Это было великое и могучее преимущество перед всеми его предшественниками. Беспощадно жестокий с врагами, он сделал герцогство сильным и могучим. Адоровцы могли соперничать с самим королевством. Долгие годы Морган Ламберт был для них самим Богом.
И все это… все это он мог потерять из-за женщины. Из-за девчонки Блэр, которую надо было просто сжечь, едва она появилась в Адоре. Иначе герцог потеряет все, что создавал таким трудом… Волнения уже начались. Ламберта проклинают пусть и шепотом, пусть пока единицы, но проклинают. Люди боятся ведьму и считают, что она затмила разум герцога, считают, что им владеет нечистая сила, и он больше не тот, кто поднял Адор с колен. Весь патриотизм выветрился, едва народ испугался эпидемий, голода и войн… испугался смертей своих близких. Мятежники уже подначивают, подкрикивают и подшептывают на рынках, на площадях, на дорогах и на границах.
Гортран довольно часто выходит «в народ», чтобы знать, чем он дышит и о чем говорит. И сейчас Адор не дышал, а задыхался от ненависти.
И кто-то эту ненависть исправно разжигал…
Барон возвращался в город поздней ночью, переодевшись слепым странником, с клюкой и в лохмотьях. Таким запрещено входить в главные ворота, они входят в город со стороны леса, через узенький проход, где вечно слякоть и ноги тонут по щиколотку в грязи, где почти никогда нет охраны. Но едва приблизился к лазу, как тут же спрятался за деревьями. Две фигуры в длинных плащах покинули Адор и направились в сторону леса. Судя по походке и невысокому росту — это женщины. Гортран уже было двинулся к ограде, как вдруг услышал писк младенца. Они куда-то несли маленького ребенка. Оруженосец осмотрелся по сторонам, отбросил палку, натянул капюшон пониже и осторожно ступая, последовал за двумя фигурами. Одна из женщин высокая и стройная, а вторая на голову ниже, явно не простолюдинки. Поступь мягкая, спины ровные. Писк то доносился, то исчезал. Ребенку закрывали рот, или ветер уносил крики в другую сторону. Неужели Блэр решилась опять украсть ребенка? Если Гортрану удастся ее схватить, доказать, что она причастна к страшным преступлениям, все будет кончено. Герцог казнит эту суку, вернется в постель к жене, и в Адоре настанет мир. Возможно, это и есть шанс спасти герцогство от войны и от мятежей. Если что – с мужчиной Гортран справится.
Он ступал медленно и едва слышно, прячась за деревьями, чтобы его не заметили, пока не оказался на небольшой опушке, точнее, не увидел ее, освещенную кострами, разожжёнными на углах пятиконечной звезды, в центре которой стояли два чана.
Под одним из них женщины разожгли огонь, и у Гортрана зашевелились волосы на голове… Он не хотел представлять, что они собирались сделать с малышом. Не хотел даже думать об этом. Одна из женщин, та, что повыше, вынесла младенца и подняла его вверх, а другая, низкая, шипящим голосом проговорила что-то на чужом непонятном языке. Они опустили ребенка в первый чан, и в нем расплескалась вода. Крик малыша стих, а Гортран закрыл рот обеими руками, продолжая смотреть на какой-то чудовищный ритуал, не веря своим глазам, что действительно это видит.
– Пока его душа отходит в мир иной, чтобы ожидать своего возвращения, войди в священную воду и обмойся перед сожжением невинной плоти.
Высокая женщина потянула за тесемки своего плаща и… Гортран затаил дыхание, приготовившись увидеть Элизабет Блэр… но вместо нее увидел Агнес, голую Агнес с распущенными вдоль тела светлыми волосами. Она пошла в сторону реки, и женщина ниже ростом последовала за ней.
Он бросился к чану, выхватив меч, спотыкаясь и дрожа от ужаса.
Агнес и женщина обернулись. Лицо герцогини исказило адской злобой, оно стало похоже на бледную жуткую маску со сверкающими безумной злобой глазами. Лицо второй женщины осталось в тени под капюшоном. Но Уэлча обуял суеверный ужас, при взгляде на нее он ощутил, как его всего охватывает дрожью, как все хорошее исчезает из его мыслей и их наполняет тьмой, наполняет дыханием смерти.
Гортран выхватил малыша из ледяной воды, завернул в плащ и побежал в сторону леса…
Вскрикнув и замерев на мгновение, он ощутил, как что-то острое впилось ему в спину, ближе к плечу, но не останавливался, он сжимал младенца и изо всех сил молился Богу, чтобы тот выжил… А сам не знал куда бежит, но точно не в замок. Есть только одно место, где малыша могут спасти… и только одна женщина, кто на это способен.