Я смотрел на мою дрянь, на то, как менялось выражение ее лица, если оно вообще существовало, это лицо, если неровные лоскуты кожи на желтоватом черепе можно было так назвать. Ее пустые глазницы сверкали всполохами ненависти и неверия, а острые клыки обнажились в оскале нескольких рядов моей собственной боли и нескончаемой агонии, когда моя девочка приходила обгладывать мои нервы и плоть.
- Ты обезумел! Ты проиграл! Ты все такой же идиот, каким был ОН. Ради кого? Ради суки, убившей тебя? Пусть дохнет! Разве мы не этого хотели?
- Ты хотела! Всегда только ты!
- А ты не хотел смотреть, как гниют ее кости на дне вырытой нами ямы? Ты помнишь, мы копали для нее могилу? В лесу. Я, между прочим, тебе помогала. Ты забыл, как рыдал кровавыми слезами по этой дряни, а я вытирала их тебе и копала в
