Глава 4.1
1208 Words
Разве можно любить извечную войну до крови, до ран, до боли и до оголенных
нервов? Войну, где я заведомо давно проиграла, но я бы лучше перестала
дышать, чем прекратила это к***********е хоть на секунду. Я не люблю
его....я с каждым днем, с каждым часом, секундой и мгновением не люблю его всё
больше и больше, выше и выше...а может быть ниже...Не люблю там, где нет
дна, во тьме, где мне не страшно утонуть и заблудиться в нём, теряя саму
себя. Я не люблю его, потому что слова ничего не значат, потому что это
больше, глубже, страшнее и опаснее, чем просто любовь...этому нет названия,
этому не нужен ни один перевод в мире. Это то, что он чувствует, даже когда
я молчу...это то, что можно увидеть в моих глазах или в слезах, дрожащих на
моих ресницах, когда я замираю от счастья, едва услышав его голос, или
холодею от раздирающей тоски по нему. Он можешь ощутить это кончиками
пальцев, касаясь моей кожи...или услышав биение моего сердца и прерывистое
дыхание.
(с) Ульяна Соболева. Позови меня
– Номер Одиннадцать!
Зычно произнесла мой номер архбаа. Королева-мать. Неожиданно. Именно мой
номер. Почему не первый, не второй, не шестой, а именно мой! И как же передергивает
от осознания, что я настолько никто. Настолько никчемная пыль.
– Я – Светлана! – произнесла и подняла на нее взгляд. От собственной наглости все
тело зашлось от дрожи и дыхание сбилось. Но если бы не сказала, не я была бы это. А
кукла. Мясо. Никто. Я не считала себя никем…Пока…
На меня обернулись все. Как по мановению волшебной палочки, как будто
присвистнул невидимый манок, и каждая собака услышала команду «фас». Меня
схватили за шиворот, толкнули вперед, опуская насильно на колени.
– Как она осмелилась?
– Какая наглость!
– Ее казнят прямо здесь?
– Боже, что теперь будет!
– Кошмааар!
– МОЛЧАТЬ!
Голос Манаг заставил девушек перестать шептаться в изумлении. И воцарилась
адская тишина. Только мое собственное дыхание. Меня держат за шею, тыкая лицом в
снег прямо у носков аккуратных сапожек архбаа. Стало жутко…я почему-то вдруг поняла,
что значит «выгнать» или «отпустить» – это вовсе не вернуться домой – это умереть. И,
возможно, прямо здесь и сейчас.
– Прикажите отрезать ей голову, госпожа! И ваш приказ выполнят немедленно!
Всхлипнула и втянула поглубже воздух. Увидела, как белые сапоги отступают, и на
их место тяжело становятся другие – черные, начищенные до блеска, с налипшим по
бокам снегом. На пряжке тяжелый вензель с буквой «В». Она похожа на римскую цифру
«5», по-готически изогнута, и мне вдруг кажется, что на ее краях застыли капли крови.
Дыхание перехватывает, и я больше не могу пошевелиться – потому что знаю, кто стоит
передо мной. Собственное сердцебиение заставляет трястись всем телом. Я ощущала его
взгляд физически. Каждой порой на своей коже. Он смотрел на меня сверху вниз с
вершины своего величия, и я вдруг подумала о том, что принять смерть от его руки,
наверное, и есть истинное блаженство. Боже! Что со мной не так! Разве все эти люди не
боятся его, разве не проскальзывает в их страхе благоговейная ненависть? А я? Почему я
стою перед ним на коленях и…боюсь, что меня сейчас поднимут и оттащат от него в
сторону, не дадут дышать тем же воздухом. И…это понимание. Ведь передо мной не
человек. Зверь. И запах у него звериный, мускусно-терпкий, едкий. Так пахнет в клетке с
хищником…и моя реакция на него неправильная, ненормальная.
Меня ткнули носом ниже, и я невольно схватилась за сапоги руками, а потом
прижалась к ним дрожащими губами. Как нас учили. И по-прежнему ощущала, что он на
меня смотрит, на мою склоненную голову. Этот взгляд тяжел, как могильная плита, и
пронизывает меня словно острыми лезвиями, раскаленными на самом конце. Все эти дни
нас учили, что Арх (Император) Вахид – наш Хозяин. Нам вколачивали это в головы, в
сердца, хлыстами вбивали в плоть и иглами в язык.
И…да. Я ощутила, что он мой Хозяин. Но не так, как нас учили, а по-другому. Он
хозяин каждой моей эмоции, каждого биения моего сердца. Да, вот так наотмашь. С
первого взгляда. Так не бывает…скажет кто-то. И, возможно, будет прав. Да, так не
бывает. Потому что ничего красивого в этом нет, потому что я… стоящая перед ним на
коленях, дрожащая от его присутствия и задыхающаяся от преждевременного сожаления,
что это ненадолго, жалкое зрелище. Когда-то я читала про смертельный мгновенный яд.
Если его выпить, у человека разрывается сердце, и он истекает кровью. И я тоже глотнула
такого яда, когда увидела ЕГО. Потому что перестала быть собой. Этот яд отравил каждую
молекулу в моих венах и заменил собой кровь. Я смотрю на свои руки в перчатках, они
все еще сжимают его сапоги, мое лицо отражается в блестящей поверхности, и я
такая…ничтожная. Такая НИКТО.
Мое сердцебиение молотком колотится в горле и в ушах. Мне страшно, мне
больно от его близости, и я точно знаю, что больше не смогу быть прежней никогда.
– Встань!
Впервые услышав его голос, тихо застонала, и сердце сладко замерло.
Величественный, с легкой хрипотцой, хищный, как и он сам. Меня подняли с колен, но
мои ноги дрожали и, казалось, я сейчас упаду.
– Отойди! – отдал команду, но не мне. Руки на моих плечах разжались, и воздух
наполнился запахом чужого страха. Ощущать, как кто-то рядом с тобой боится
непередаваемо остро. Чужая паника, суеверное преклонение. Ему прикажут вытащить
мне сердце из груди или вытащить сердце себе – он подчинится. Почему? Наверное,
потому что это не так больно и жутко, как то, что может сделать сам хозяин.
Рука в толстой кожаной перчатке подняла мое лицо. Я бы могла закричать, если бы
не онемела именно в эту секунду, потому что увидела его лицо. Разве это красота?
Нет…слово красота слишком пустое, слишком безликое. Эти глаза…ничего красивее я не
встречала. Сверхсветлые изумруды. Блестящие, как хрусталь, и холодные, как ледяные
кристаллы. Большие, с тяжелыми веками, отягощенные длинными черными ресницами.
Ровные, идеальные брови, делая дугу, опускаются к вискам. Резко очерченные ноздри,
слегка трепещут…и эти губы в обрамлении аккуратной щетины. Они не просто
великолепны – они шедевр невиданного художника. Яркие, сочные, плотоядно
чувственные, изогнутые в презрительной складке.
И я могла бы ослепнуть от этой красоты…мне казалось, я слепну и не могу
оторваться от этих глаз. От этих зеленых волчьих омутов, по-звериному завораживающих.
Его пальцы на моем подбородке…даже в перчатке жгут кожу, давят на скулы. Жест
властный, по-арховски самоуверенный. Так заставляют плебея смотреть на Властителя
мира.
– Светлана…, – повторил мое имя, и все мое тщедушное тельце затрепетало от
букв, произнесенных его голосом. Словно рука прошлась наглой лаской по всему телу.
Заставив затрепетать изнутри настолько эротическим трепетом, что у меня перехватило
дыхание.
– На древнем языке архов знаешь, что означает твое имя?
Судорожно сглотнула. Мне казалось, он видит меня насквозь, видит каждую мою
эмоцию, видит, как я вся дрожу и…как мне нравится ощущать властные пальцы на своем
подбородке.
– Нет…
– Разве я разрешил ответить?
Пальцы сильнее сдавили подбородок, и все мое тело стало ватным.
– Верно…разрешил. Ведь я задал вопрос, а значит, ты должна отвечать. Так вот,
твое имя означает Мотылек. Маленький, очень хрупкий мотылек…
Посмотрел поверх моей головы и отпустил мой подбородок, я тут же рухнула на
колени у его ног, потому что собственные меня больше не держали. Лишь успела увидеть,
как сапоги отдаляются. И ощутить пустоту, как будто до этого его взгляд наполнял все мое
существо, владел им, составлял смысл моего существования.
И все? Это конец? Теперь мне отрубят голову, как говорила Манаг?
– Номер Одиннадцать – первый сектор!
- Writer
