Больная любовь [18+]

Глава 3

Я сидела на балконе, укутавшись в плед, и спокойно читала книгу. Ночь выдалась тёплой, лёгкий ветер еле колыхал края занавески, а над головой мерцали звёзды. В такие моменты мне становилось чуть легче — я будто ускользала из реальности, где всё слишком быстро, слишком громко и слишком тяжело. Книга в руках — мой тихий островок.

Но вдруг, из полумрака на балкон вышел силуэт. Я резко обернулась. Сердце сжалось.

— Привет, красотка. Ты ведь хотела спать, а сидишь тут одна, читаешь, — голос прозвучал мягко, и на миг я облегчённо выдохнула. Это был Майлз. Или... нет? Я пригляделась внимательнее. Что-то в его улыбке, в повадках, в холодном блеске глаз — всё выдавало: это не Майлз.

— Да, просто очень люблю читать, — сказала я осторожно, пытаясь не выдать смущения. — Решила прочитать пару страниц перед сном.

Я прижала книгу к груди, будто она могла меня защитить.

— Ммм, классика? Я думал, ты любишь что-нибудь романтичное, подростковое. Или ужасы, — с усмешкой сказал он, бросив взгляд на обложку.

— Мама с детства приучила меня к хорошей литературе. И читать — это моё маленькое убежище, — произнесла я, водя пальцем по корешку книги. Мне стало неуютно под его пристальным взглядом. Внутри всё сжалось. Он был слишком близко.

— Меня тоже мама тянула в библиотеку. Читал с утра до вечера. Теперь читаю в основном о саморазвитии, — сказал он и сделал шаг ближе, как будто невзначай.

— Это замечательно. Я тоже люблю такие книги, но сейчас нечасто удаётся читать. Работы много, — тихо сказала я.

Он резко изменился. Лицо утратило доброжелательность.

— А ты откуда вообще? С родителями жила? — спросил он почти безэмоционально.

— Из Санрайза. Небольшой городок... Родителей больше нет, — быстро ответила я, отвела взгляд. Тяжесть навалилась на грудь. — Ладно, я устала. Пойду спать, — произнесла я и аккуратно поднялась со стула, надеясь, что он поймёт намёк.

Но не успела я сделать и двух шагов, как его голос стал другим — злым, пропитанным презрением.

— Ошибаешься, шлюшка.

Я замерла. Слова словно ударили по лицу. Холод пробежал по коже. Я резко обернулась и увидела... Дамиана. Как я могла перепутать их снова?

Я метнулась к двери, но она не поддавалась. Закрыта. Он запер нас. Меня охватила паника.

— Что ты творишь? Открой дверь! — голос дрожал, но я старалась держаться.

Он усмехнулся и медленно подошёл ко мне.

— Здесь тебе не сказка, девочка. И не книжка. Это мой дом. А ты — просто игрушка, которую я могу перелистнуть или порвать.

Я вжалась в стекло, прижимая к себе книгу, как будто её твёрдая обложка могла меня защитить.

Что мне делать? Где Майлз? Почему я осталась одна с этим чудовищем?

Нужно держаться. Нужно найти выход. Но внутри меня уже рос страх, быстрый и липкий, как чёрная жижа, наполнявшая грудную клетку. И я не знала, чем закончится этот вечер...

Не успела я даже коснуться ручки двери, как он внезапно схватил меня за бёдра и резким движением усадил на свои колени. Сердце моё ёкнуло. Мы уже оказались на моём кресле, и всё происходящее было слишком быстро, слишком неправильно. Я попыталась вырваться, инстинктивно, панически — но сил моих оказалось ничтожно мало по сравнению с его. Он был как каменная стена — крепкий, уверенный в себе до ужаса, а я — всего лишь хрупкая, напуганная девчонка, зажатая в его железной хватке.

— Пусти меня, — прохрипела я, глядя в тёмный проём двери, словно надеясь, что лес за окном услышит меня, или сам дом вступится за меня. Но только звенящая тишина окружала нас. Лес молчал как заговорщик.

— Теперь я точно не пущу тебя, шлюшка. Думаю, сосать ты умеешь — ротик-то у тебя что надо, — его голос был вязким, мерзким. Пальцы грубо скользнули по моим губам. Меня передёрнуло. Хотелось заорать, но я боялась, что крик только раззадорит его. Чёрт бы побрал этот дом. Чёрт бы побрал меня за то, что я вообще сюда приехала.

— Пусти! — вновь выкрикнула я, сопротивляясь из последних сил. Мои руки дрожали, ноги уже почти не слушались — от страха или бессилия, я не знала. Его ладони сжали меня крепче, как будто я принадлежала ему как вещь. Как кукла.

— На колени, шалава, — произнёс он низко, с опасной уверенностью, и я почувствовала, как холод поднимается по позвоночнику. Паника. Всё внутри меня хотело сбежать. Всё.

И вдруг — спасение.

В комнату ворвался Майлз. Лицо его было перекошено яростью. Он влетел в комнату как шторм.

— Придурок, отпусти её! — заорал он и без колебаний оттолкнул своего брата от меня. Я рухнула на пол, тут же отползая к стене, как раненый зверёк. Воздух резал лёгкие.

— О, гляди-ка, втюрился уже? — прошипел Дамиан, с ухмылкой на лице, злобной и почти театральной. — В какую-то очередную подстилку, которую наняли родители?

Он снова потянулся ко мне, сжав мою попу, словно хотел показать, кто тут хозяин. Гадливо, с отвратительным наслаждением. Я отшатнулась, сжалась в комок. Хотелось исчезнуть.

— Она и дня не отработала ещё, а ты уже готов её использовать! Ты всегда так делаешь, но в этот раз — не выйдет, — голос Майлза был на грани срыва. И в следующую секунду он ударил брата — резко, мощно, словно всё это кипело в нём давно. Дамиан отшатнулся, и его руки, наконец, отпустили меня.

Я вскочила и отпрянула, вжалась в угол комнаты. Слёзы подступили к горлу, и только плед, в который я закуталась, дал мне иллюзию защиты. Я больше не хотела видеть ни одного из них. Хотела просто забыть. Исчезнуть.

— Успокойтесь. Уходите оба. Я устала. Спасибо, Майлз, правда. Но… сейчас — просто уйди, — прошептала я, чувствуя, как голос предательски дрожит. Усталость, страх, гнев — всё смешалось во мне.

— А я думал, шлюхи на трассе ночью подрабатывают, а не спят, — бросил Дамиан напоследок, прежде чем уйти, хлопнув дверью.

Я сильнее натянула на себя плед, как броню. Тело дрожало. В груди стучал холод.

— Прости за него. Он придурок. И ты ещё не слышала слухов о нём… и, может, лучше не знать, — мягко сказал Майлз, подходя ближе, но я отодвинулась, не желая никого рядом. Сейчас — никого.

— И не хочу знать, — тихо ответила я. — Я приехала сюда работать. А не трахаться с парнями.

Майлз кивнул, посмотрел на меня с теплом, от которого мне почему-то стало ещё хуже.

— Я понимаю тебя, Эстер. Прости. Я зашёл узнать, как ты, но… когда увидел его — сразу понял, что тебе нужна помощь.

Я отвернулась к стене.

— Спасибо. Завтра рано вставать. Голова болит, — прошептала я. Это была правда. И всё, что я могла сказать. Иначе я бы просто разрыдалась.

— Хорошо. Кстати, вижу, ты литературу любишь, — сказал Майлз, склонившись к книге, что валялась на полу. Его голос был мягким, но в интонации вдруг скользнуло что-то до боли знакомое. Слова прозвучали почти так же, как у Дамиана. Я непроизвольно сжалась, будто тело ещё помнило грубые прикосновения и унизительный тон.

— Блин… — выдохнула я, поднимая книгу. — Из-за Дамиана я теперь даже не знаю, на какой странице остановилась. Придётся половину книги перелистывать и искать по предложениям… — в голосе моём звучала усталость, и не только из-за книги. Эта мелочь вдруг стала символом всей моей разбитой личной реальности.

Майлз внимательно наблюдал за мной, и взгляд у него был совершенно другой. Человеческий. Тёплый.

— Что за книга? — спросил он, наклоняя голову к обложке.

— Классика. "Гордость и предубеждение", — сказала я тихо, поглаживая пальцем уголок потрёпанной страницы. Говорить о любимой книге, после всего, что случилось, казалось странным… но и успокаивающим одновременно.

— На какой строчке ты остановилась? — он говорил с таким интересом, как будто это действительно было важно. Как будто он не просто задавал вопросы, а хотел понять меня через них.

«Он, наверное, знает всю книгу наизусть. Круто», — пронеслось в голове. Хотя вопрос показался странным, я вдруг поняла — мне приятно, что он спрашивает.

— "Этому письму так обрадуется мисс Дарси". Это последнее, что я запомнила, — ответила я, всё ещё держа книгу в руках, как щит от этого мира.

— Это десятая глава. — Он улыбнулся, мягко и чуть-чуть грустно. — Спокойной ночи.

Он развернулся, собираясь уйти. И я почти позволила ему это сделать. Почти. Но пальцы сами собой потянулись — и я схватила его за руку. Лёгкое, неловкое прикосновение. Может, мне и не стоило… но я не могла иначе.

— Ты её читал? — спросила я, и тут же увидела, как уголки его губ поползли вверх, а в глазах появился свет. Не насмешка — нет. Настоящая, искренняя радость, будто он был счастлив, что я задала именно этот вопрос.

— Несколько раз, точно, — ответил он. — Сначала в старшей школе. Потом в университете — перечитывал пару раз. — Он говорил об этом с теплом, с той особой интонацией, которая звучит, когда человек вспоминает не просто книгу, а часть своей жизни.

Какие же они разные… Он и его брат. Небо и подземелье.

— Это интересно, — прошептала я. — Я тоже читала её много раз. Мама подарила мне эту книгу, когда я была маленькой. Я влюбилась в неё тогда… Не знаю, почему. Просто она мне очень нравится.

Слова лились сами собой. Лёгкие, тёплые. Как будто во мне просыпалась та я, которую не тронули страх и грязь этого дома. Мы говорили, и я даже не сразу поняла — разговор завязался сам собой. Майлз слушал. Он не перебивал, не делал вид, что ему всё это безразлично. Его присутствие было… укрытием.

Он сел в кресло у окна, удобно устроившись, и жестом пригласил меня занять второе. Я не колебалась. Просто пошла и села рядом. Потому что, чёрт возьми, не хотела, чтобы он уходил. Хоть немного — но я снова могла дышать.

Он был хорошим. Он был другим. И мне ужасно не хотелось остаться снова наедине со страхом.

— Мне мама любила эту книгу читать в детстве. Она всегда говорила, что классика — это душа литературы. Она привила мне любовь к настоящим историям, к книгам, где чувства — не пустой звук. — Голос Майлза был полон тёплой ностальгии. — Я не люблю эту новую "современную" литературу. В ней нет глубины. Там всё — секс, похоть и пустота. А в старых книгах... там есть любовь. Настоящая, с болью, надеждой и преданностью. Они проникают в самое сердце. — Он посмотрел на меня, и в этот момент я почувствовала, что он говорит не только о книгах.

Я кивнула, прижав книгу к груди.

— Полностью согласна с тобой. Когда я была маленькой, мама мне многое объясняла. Я ведь не всё понимала тогда — иронии, подтексты, даже саму суть любви. Но она терпеливо объясняла. Мы вечерами садились у камина, укутывались в плед и читали вслух, по очереди. Пока папа не возвращался с работы. Это были самые уютные вечера в моей жизни. — Я замолчала, потому что сердце вдруг сжалось от внезапной боли. — Жаль, что сейчас этого уже не будет... — вырвалось у меня, и я тут же пожалела, что проговорилась.

Майлз мягко коснулся моей руки — быстро, почти незаметно, но достаточно, чтобы я почувствовала поддержку.

— Давай завтра вечером я покажу тебе библиотеку? — предложил он с доброй, немного застенчивой улыбкой. — Там много старых романов, редких изданий. Некоторые книги я сам собирал. Я люблю читать там вечерами. Тишина, запах бумаги… И ты не расстраивайся. Всё будет хорошо.

Он явно отличался от своего брата. Свет и тень. Добро и... что-то тревожное, скрытое. И всё же, в этой противоположности было что-то притягательное. Мне даже стало немного стыдно за своё любопытство, но я не могла избавиться от желания узнать: что же скрывает Дамиан?

— Конечно. В семь я уже буду свободна. — Я улыбнулась шире, чем планировала. Библиотека — это святое. Я помнила, как часами просиживала в читальных залах в своём городе, выбирая книгу наугад и влюбляясь в каждую страницу.

— Тогда договорились, — сказал он, поднимаясь со стула. Мы всё ещё были на балконе, и ночной воздух напоминал о себе лёгким ветерком.

Мы вошли обратно в комнату. Я проводила Майлза до двери, и, как только он вышел, закрыла замок на ключ. Потом проверила ещё раз. И ещё. Только после третьей проверки почувствовала, что могу выдохнуть и хотя бы попытаться уснуть.

Но сон не спешил приходить. Было уже почти двенадцать, а я лежала, глядя в потолок, слушая, как скрипят стены старого дома. Мысли скакали от одного к другому, и всё сводилось к одному — к Майлзу и Дамиану. Они были... такими разными. И в то же время, такими похожими. Оба держались уверенно. Оба что-то прятали. Но один вызывал у меня тепло и желание остаться. А другой — страх, мерзкое ощущение уязвимости.

Я хочу поговорить с Эшли. Завтра. Пусть это и риск — возможно, она не захочет откровенничать. Но я должна понять, кто такой Дамиан на самом деле.

Спустя ещё час беспокойных мыслей, я пришла к единственному выводу: Майлз — хороший. Дамиан — плохой. Может, и примитивно. Но, чёрт, хотя бы с этого надо начать.