Глава 8.2
1664 Слова
Инициация эскам происходила каждый год. Сотня распределялась между
правящей династией, к концу года от них останутся лишь единицы и появятся новенькие.
Привычная церемония, которая обязательно увенчается вкусной трапезой – десятком
бракованных хамр, которых мы загоним ночью, когда луна зальет своим мертвенным
светом землю. А после этого я буду долго и безжалостно трахать одну из своих наложниц,
поливая спермой ее лоно, тело или глотку…
А потом произошел п*здец вселенского масштаба, и я понятия не имею, какого
хера он на меня обрушился так стремительно. Лишь при одном взгляде на эскаму, на
жалкую, дрожащую от ужаса, презренную эскаму с прозрачными голубыми глазами и
волосами цвета липового меда. Мое отражение трепетало в ее расширенных зрачках, а
пухлые, влажные губы приоткрылись….и у меня, бл*дь, затрепетали ноздри от ее
запаха…вместе с ослепляющей волной яростного презрения к той, что заставила все тело
вздрогнуть от мощнейшей волны адреналина.
Мотылек…Смертная…Никто…
– Ты! Ты отнял у клана добычу! Ты нарушаешь все законы стаи! Если бы я не знала
тебя, сын…
Она действительно меня знала, пожалуй, больше, чем кто-либо другой.
Единственный выживший сын, которого мать боготворила. Но у каждого в нашем клане
есть свое место и каждый это место знает, как бы сильно я ее не любил.
– Значит я так решил!
Взгляд на Архбаа из-под нахмуренных бровей и снова в окно. До полуночи еще
восемь часов. У меня есть время встретиться с королем вампиров и решить самую важную
проблему нашей династии, проблему горных оборотней в целом – как избежать
обращения после полуночи и до самого утра, как контролировать своего зверя и
перестать быть вечным заложником луны. Ради этого мой клан спустился с гор – за иной
жизнью. Ради этого мы готовы соблюдать законы братства вампиров, господствующих в
мире людей. Но любому господству рано или поздно приходит конец. Архи пришли к
смертным, и теперь здесь кое-что точно изменится.
– Не много ли решений в пользу обычной смертной, сын?
Я не знал и сам, почему не дал им загрызть добычу…не смог. Представил, что ЕЕ
запах исчезнет, и должен был вмешаться. Это сердце, крохотное человеческое сердце
колотилось с адской силой. Нет, это не вызвало во мне жалости. Будь на ее месте кто-то
другой, я бы даже не стал думать и единожды. Но это была ОНА. Мотылек. Человеческая
девочка с васильковыми глазами и длинными, как у куклы, ресницами, такими
длинными, что в них путались бледные лунные лучи, освещая самые кончики, осыпая
золотистой пыльцой ее белую кожу. Настолько белую, что она кажется почти прозрачной
и мне…а точнее, моему волку видна каждая венка, и я слышу пульсацию ее крови. И это
самый сладкий звук из всех, что я слышал – движение жизни в человеческой плоти. В ее
плоти. Плоти, которая будоражила зверя совсем не так, как он к этому привык.
И мне хочется пробраться под ее кожу, чтобы понять, какого хера она настолько
невыносимо пахнет…так пахнет, что у меня мутится рассудок. И этот запах везде. Он
преследует меня и не исчезает даже во сне…Неуловимый шлейф от вещей в моем
кабинете, от постельного белья, от одежды и, бл*дь, понять не могу – то ли он въелся мне
в мозги, то ли девчонка пометила им все, к чему я прикасаюсь. И за это ее можно было бы
казнить. Нет, сука, нужно было бы казнить. И я прекрасно понимал…но не хотел. А я
привык ставить свои желания на первое место. Меня так воспитывали. Правитель мира
смертных и бессмертных прежде всего должен думать о своем благе – потому что он
центр Вселенной, и лишь потом о благе своей семьи и своего народа, потому что без
правителя не станет ни того, ни другого.
– С каких пор мы обсуждаем мои решения, архбаа?
Официально, намеренно так, чтоб она больше не задавала лишних вопросов, на
которые у меня нет ответов. Я знаю, что обидел ее, знаю, что сейчас зеленые глаза матери
светятся разочарованием. Но даже она, даже моя венценосная мать не имеет права
обсуждать мои приказы. Ни в одной из своих ипостасей. Я император волков, я ее
господин и повелитель, даже несмотря на то, что произошел от ее плоти и вышел из ее
чрева.
– С тех пор, как они меня удивляют, мой король-волк. Что значит жизнь
презренных смертных? Она ничто, капля в нашей вечности. Девчонка несколько раз
нарушила правила…и одно самое страшное нарушение – это не вернуться после сабара к
себе в комнату.
– Она была достаточно наказана за свою ошибку.
– Достаточно? Разве?
Обернулся к матери.
– Я сказал – достаточно! И это не обсуждается!
– Что с тобой? Тебя что-то тревожит? Ты слишком напряжен, Вахид. Ты нервный. Я
никогда не видела тебя таким.
– У меня через час встреча с Владом Вороновым, и от этой встречи очень многое
зависит, а мы с тобой разбираем, почему я не наказал смертную. Когда я решаю вопрос
жизни и смерти нашего братства.
– Зачем ты унижаешься перед вампирами, сын? Разве они не низшая раса, и не
слишком ли много чести для их короля встречаться когда вздумается с императором
горных волков? Мы никогда не подчинялись им, и наши законы отличаются от их законов.
– Но у Влада есть то, что нужно нам всем – перстень, который сдержит обращение.
Вся королевская семья должна уметь контролировать зверя.
– Не слишком ли высока цена?
– Я хочу, чтобы мой сын вошел в эру своего будущего правления с возможностью
контроля своего зверя. Я пытаюсь изменить будущее династии, дать нам возможность не
сидеть по ночам на цепи в подвале…как крысам!
– У тебя пока нет сына…А мы не крысы! Это наша сущность! С полуночи и до
рассвета наш зверь берет власть над человеком, и раз в месяц мы кормим этого зверя
мясом и сладкой плотью наложниц или сношаемся со своим истинным самцом. За это мы
имеем бессмертие, силу, молодость, красоту, власть, регенерацию…много чего. Невысока
плата за возможность жить вечно!
– Ничтожная плата!
Дернул воротник рубашки, показывая ей едва затянувшиеся раны от серебряного
ошейника. Еще час и они исчезнут бесследно, как и шрамы на запястьях и лодыжках.
Ежедневное напоминание о том, насколько человек слаб перед волком, вырывающимся
из недр такой слабой плоти.
– Особенно если вампиры перестали бояться солнца…а мы все так же унизительно
преклоняемся луне.
– За это ты отдашь ему деусталы?
– За это я отдам ему камни, которые для нас совершенно бесполезны.
– Эти камни были спрятаны в горах, в наших владениях и имеют адскую силу. Никто
не знает, как они оказались там и кто их туда принес. Деусталы драгоценнее любого
металла, бриллиантов и изумрудов, так как дают силу и энергию каждому, кто к ним
прикоснется.
– Я отдам не все… – приблизился к ней в несколько шагов и склонился к ее
красивому и удивительно молодому лицу, – И еще – это первый и последний раз, когда
ты вмешиваешься в мои дела и диктуешь мне, как я должен поступить! Да, ты Архбаа, но
ты не Арх! Займись наложницами и гаремом, мама! Не забывай свое предназначение! И
не заставляй меня напоминать тебе!
– Я буду считать, что ты слишком обеспокоен будущим династии, и потому
настолько груб, Вахид…Но мне больно видеть тебя таким.
Отвернулся и снова отошел к окну, вздрогнул, когда увидел, как эскамы идут в
направлении площади…Взглядом безошибочно отыскал ЕЕ. Зачем? х*р его знает. Отыскал
и осмотрел с ног до головы. Что в ней? Она так же ничтожна, как и все остальные. На ней
та же темно-коричневая роба, фартук и меховая накидка. Мне не видны ее волосы, они
спрятаны под капюшон, но я вижу ее лицо. Оно слишком красивое для простой
смертной…Я в своей вечности видел предостаточно женских лиц. За более полутысячи лет
правления они примелькались и превратились в серую массу раззявленных в оргазме или
боли ртов, глаз разных размеров и разрезов, вздернутых и длинных носов, в клубок волос
разных цветов. И тела…груди, соски, ноги, задницы, г*******и. Что меня могло зацепить в
одной из тех, кого мы пренебрежительно называли мясом…Я и сам не знал. Но взгляд
останавливался именно на ней, жадно ощупывал лицо, трогал молочно-белую кожу,
задерживался на малиновых губах с четко очерченной очень пухлой верхней и
маленькой, выпяченной вперед нижней. У меня во рту выделилась слюна от какого-то
унизительно мерзкого желания укусить эту нижнюю губу, оттягивая вниз, впиваясь руками
в ее курчавые длинные волосы…запрокидывая голову назад и всматриваясь в светло-
синие глаза, где тает мое собственное отражение. Эскама…Вахид, она всего лишь жалкая
эскама.
– Разговор окончен, мама, если тебе больше нечего сказать, ты можешь идти.
– Мне действительно больше нечего сказать…Но…ко мне приходила Гульнара.
Прикрыл глаза. Только не сейчас. Я не хочу говорить о своей фаворитке сегодня и
именно в эту минуту.
– Она расстроена тем, что ты больше не проводишь с ней время. Последние
месяцы ты ни разу не пригласил ее к себе.
– Значит, не хотел.
– Я понимаю…но ты не хотел не только ее. Сын не появится из воздуха, Вахид!
Резко обернулся, и мать отступила назад, отвела взгляд и опустила его в пол.
– Прости.
– Вы можете идти, архбаа!
С яростью выдохнул, чувствуя, как внутри все закипает и дрожит от злости. В
комнату вошла служанка, но увидев меня, хотела уйти. Сделал несколько шагов к ней,
захлопывая дверь. Развернул к себе – полукровка. Она тихо пискнула, а я уже опускал ее
на колени, расстегивая ширинку и доставая каменеющий член из штанов.
– Открой рот пошире!
Обеими руками схватил за затылок и изо всех сил толкнулся стволом глубоко в
глотку, доставая головкой до задней стенки, не обращая внимание на то, как девчонка
давится, как течет по ее подбородку слюна и слезы струятся из выпученных глаз. Она
здесь прежде всего для того, чтобы исполнять мою волю и исполнять мои желания.
Сейчас я хочу кончить в ее горло…кончить, глядя на то, как опускается на колени
маленькая, медоволосая эскама, протягивает руки и вздрагивает всем телом, когда хлыст
вспарывает кожу на запястьях, а я впиваюсь в волосы девки, стоящей на коленях с моим
членом во рту, и продираюсь глубже быстрыми и сильными толчками, придавливая ее
лицо к своему лобку. У меня в голове взрывается запах крови Мотылька…взрывается
мириадами разноцветных брызг удовольствия вместе с извержением семени в горло
моей жертвы.
Я переступаю через распластанную в сдавленных рыданиях служанку и, застегивая
ширинку, выхожу из кабинета. Через полчаса будет решена судьба королевского
клана…или же я объявлю проклятым кровососам войну, и им не помогут ни Нейтралы, ни
Высшие!
- Писатель
