И я дико волновалась. Понимала, что мне запрещено к ней приближаться,
понимала, что мне не дадут даже подойти и поговорить с ней, и все равно
нервничала, предвкушала и молилась об этой встрече. Мама – это святое, мама
— это самое лучшее, что есть в наших воспоминаниях, и самое светлое. Мама –
это пример всепоглощающей и абсолютной любви, которую мы впитываем каждой
клеточкой, чтобы потом отдать все это тепло своим собственным детям. Мама.
Моя любимая, старенькая мама. Как же сильно я скучала по тебе, моя маленькая
и родная.
Но реальность оказалась хуже, намного более жестокой, намного более
страшной. Это видеть родного человека, это понимать, насколько он страдает,
насколько ему больно, и не иметь возможности его утешить. Меня сопровождала
охрана. Маму я видела из окна автомобиля.
Боже, как же все изменилось, насколько теперь казался убогим мой район,
насколько бедным наш домик. И мама…полусогнутая, совершенно седая, словно
стала еще меньше ростом, как будто груз горя раздавил ее. Развешивает
дрожащими руками листовки с моим изображением на столбы и деревья. Ее
кривляют соседские мальчишки. Один мой взгляд, и их разогнала моя охрана.
Мама даже не заметила. Мамочка моя. Моя родная. Как долго я не видела тебя.
Как же ты сильно страдаешь, и я ничем не могу облегчить твою адскую боль.
Мама идет по улице, показывает прохожим мою фотографию, они с
жалостью смотрят на нее и отворачиваются. Наверное, она им надоела и все эти
месяцы занимается тем же самым каждое утро. Я уже знаю, что она не работает и
получает жалкое пособие и помощь от соседей. Ей почти нечего есть, и у нее
отнимается левая рука. Наш кот Васька умер месяц назад, и она теперь
совершенно одна.
Она словно в другой жизни. Между нами вдруг появилась пропасть, и я
ощутила ее буквально на физическом уровне. Мое сердце почти разорвалось от
боли и переживаний. Мама неловко ступила на ногу, споткнулась и упала, и я не
выдержала.
Распахнула дверь и почти крикнула «мамааааа», но мне закрыли рот,
быстро захлопнули дверцу, и машина сорвалась с места. По щекам градом
покатились слезы.
Я вернулась в императорский особняк вся в слезах. Это было впервые, что
я пришла к нему сама. Без того, чтобы меня позвали.
Все еще одетая, заплаканная, я пробежала по ступенькам и замерла у его
кабинета. Там, где двое безмолвных смуглых охранника тут же преградили мне
путь. Молча встав передо мной со скрещёнными внизу живота руками. Тут же
показался Хариф Дари. Низенький, коротко стриженный с длинными усами.
Главный манзат (евнух) гарема.
– Вас не приглашали… – вкрадчиво сказал он, улыбаясь мне ртом, но не
глазами.
Впервые столкнулась с ним настолько близко. До сегодняшнего дня Хариф
Дари не приближался ко мне. Наверное, потому что я только недавно обрела свои
новые покои, и мне пока только подбирали штат слуг. Хариф больше уделял
внимание всем остальным наложницам, а так же самой Гульнаре. Я видела, как
он прогуливается с ней в саду, удерживая на поводке ее собаку неизвестной мне
породы с хохолком на лбу.
– Я знаю. Я пришла поговорить с императором. Пожалуйста, доложите обо
мне.
– Не положено. Когда императору будет угодно вас видеть – вас приведут.
Говорит мягко, припеваючи, и в то же время слышны нотки раздражения и
настойчивости. Он привык властвовать. Пока что я еще совершенно не знаю
обитателей гарема и тех, кто им руководит. Я еще слишком много не знаю. Но
незнание законов не освобождает от ответственности.
– Мне нужно поговорить… я умоляю. Прошу.
– Идите в свою комнату, госпожа Лана.
– Прошу вас! Доложите, что я пришла. Я не уйду, пока не поговорю с ним.
Не уйду! – крикнула, и от моего голоса наступила тишина. Охранники
переглянулись, а Хариф Дари буквально схватил меня за локоть. Стиснул
челюсти и выдохнул через раздувшиеся ноздри. Если б не его низкий рост,
возможно, я бы испугалась, или не будь настолько взволнована как сейчас.
– К себе, я сказал! Пока не начались неприятности и у вас, и у меня!
– Пусть войдет!
Голос Вахида послышался из-за двери. Он был величественным и как
всегда бархатно-прекрасным. Иногда мне казалось, что этот голос создан для
того, чтобы сводить меня с ума. Охрана распахнула передо мной дверь, и я
победоносно посмотрела на Харифа, который сильно побледнел и отошел в
сторону, пропуская меня в кабинет. Я еще никогда здесь не была. Ни разу не
ступала за порог святая святых этого дома. Позже я узнаю, что женщины здесь
бывают очень редко, за исключением архбаа Роксаны.
– Вахид, я…
Поднял руку, запрещая мне говорить, и я осеклась на полуслове. Как он
далек от меня сейчас. Сидит в своем кресле. Перед ним открыт ноутбук, на столе
дымится чашка с черным кофе, и его аромат разносится по всему кабинету. В
пепельнице тлеет сигара. Как будто вчера еще не опрокидывал меня на постель и
не врывался жадно в мое тело. Как будто еще вчера не шептал мне пошлые
словечки и не засовывал в рот свои холенные пальцы, приказывая с****ь каждый
из них. От воспоминаний к лицу прилила краска.
– Когда ты вошла в мою спальню, ты выбрала для себя иную
жизнь…И…именно этот выбор был сделан тобою лично.
Он сказал это холодно, не глядя на меня и вздернув подбородок. В эту
секунду вернулось понимание – кто он и кто я. Осознание собственной
ничтожности и жалкости. Зеленые глаза не согревают, они похожи на лед, губы
поджаты. Между нами вдруг выросла стена, и он сам стал огромным,
величественным и возвысился надо мной словно скала.
– Почему я не могу увидеться с ней?
С отчаянием, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрит куда-то над моей
головой, слегка приподняв бровь. Кажется, что я его раздражаю. И от этого
понимания мне адски больно внутри. Как будто он ударил меня по лицу или
плюнул в него. Я уменьшилась до размера пятна грязи на его ботинках.
– Ты нарушила данное мне обещание. Не разговаривать, не пытаться
приблизиться. Обещание, данное твоему императору. Как ты посмела?
– Но она – моя мать…она несчастна и горюет обо мне, Вахид. Она даже не
знает, жива ли я, и ищет меня. Это невероятно жестоко.
Молчит, опустив взгляд на монитор, и что-то пишет, постукивая длинными
холеными пальцами по клавиатуре. Ни одно мое слово не трогает его. Нет
эмоций. Он похож на камень. Красивую статую, равнодушную и такую же
холодную.
– Вахид…
– Император! – поправляет меня он высокомерно, даже не переводя на
меня взгляд.
– Мой император, прошу вас, умоляю, пожалуйста…это же моя мать. Она
так страдает. У нее даже нет средств к существованию. Пока я здесь купаюсь в
роскоши, она живет на жалкое пособие. Я смотрела, как она идет…как
расклеивает листовки. Она до сих пор меня ищет. Это так жестоко, это
невыносимо.
– Мы не вмешиваемся в жизни смертных. И я говорил тебе об этом. Ты
теперь совершенно в ином мире. Именно из-за этого ты помешала мне?
Прозвучало, как еще одна пощечина. Едко и хлестко.
– Именно из-за этого. Я… я так не могу. Я не бесчувственная, как вы…как
ваша сущность. Я человек… я. Я так не могу.
– Хочешь вернуться к своим?
Резкий взгляд на меня, и я буквально приросла к полу. Зеленые глаза
сверкнули, и брови сошлись на переносице.
– Да или нет? Это единственный раз, когда я задам тебе этот вопрос. Ты
хочешь вернуться в свой мир?
И больше нет теплоты, больше нет никакого жара между нами. Я вижу
ледяные зеленые осколки, и они режут мне вены своей жестокостью.
– Нет…
– Уведите ее отсюда!
Крикнул, и я больше ничего не успела сказать.
– Нет, Вахид…император, нет. Я не хочу туда вернуться. Нет.
Он больше не смотрел на меня, быстро что-то набирал в ноутбуке,
потягивая кофе. Пока меня схватили под руки и тащили из кабинета под жёсткий
взгляд Харифа.
– Нет, прошу тебя…я не хочу, нет!
Что не так? Что я сделала не так? Почему? Он выкидывает меня? Куда
меня тащат?
По коридору царственно шла Гульнара со своей свитой подружек и
служанок. Когда меня потащили мимо нее, удерживая под руки, она усмехнулась,
вздернула голову и пошла дальше.