Пожалеть монстра

Глава 1

Прошел год

Малыш

- Если б я мог… - уныло крутится в голове, когда в очередной раз прохожу мимо мусорных баков и запах еды бьет в нос. Баки высокие, железные, скользкие. Желудок не урчит, а просто орет спазмами, так жрать хочется! Да, теперь «не есть», а именно «жрать», потому что я понял… Я – пес. Достаточно мелкий и хрупкий, с грязной вонючей шерстью и перебитой лапой… Понятия не имею, как меня угораздило, но я точно знаю, что еще вчера был обычным мужиком! Лет… тридцать или под сорок, но мужиком! С волосатыми ногами, широкими плечами и не бритой рожей! А еще у меня была добротная черная тачка, я помню… но так смутно, что только какие-то образы, запахи, да… я вроде даже курил…

Очухавшись после пинка уродца-подростка у магазина, долго выл и едва не задохнулся от ужаса… обнаружив себя не прямоходящим, с хвостом, шерстяными лапами, дурацкой мордой… Отражение в луже сводило с ума. Бежал без оглядки, потом споткнулся, ударил лапу. Лапу! У меня вместо ног были лапы и управлялся я ими худо, сбивался с такта, как лошадь-иноходец… Мозг бурлил ужаленный, но реальность не пропадала. Я катался по мокрой траве, подвывая от страха, и оставался псом, мать его за ногу! Так прошли уже сутки, я подремал на старом тряпье под каким-то балконом и пасмурным утром проснулся все таким же псом.

Почти чокнувшийся от горя, внезапно расчертившего мою жизнь на «до» и «после», я судорожно прикидывал, что видимо, здорово согрешил, раз меня «обратило» в собаку. Да еще и такую мелкую, слабую, брошенную! Крест это мой или нет, а организм явно готовился сдаться… Дверь подъезда была закрыта, а с неба вновь принялся моросить дождь. Неприятная дрожь пробежала по телу, и я сел задницей на бортик недавней клумбы. Попасть бы в подъезд, и возможно, у меня будет шанс дожить до утра? Как тривиально! Я работал, сам за себя решал, бабками рулил, а теперь вот голодный как черт, мокрый и простужусь! Да я ж сдохну в этом теле! Вопрос пары дней.

- Ты чей такой? – внезапно надо мной склоняется… женщина. От нее умильно разит чем-то сладким, молоком что ли… Помня, как мальчишка пнул меня в бочину, я чуть отстраняюсь, но нюхаю протянутую руку, капая слюной. Это выходит как-то само собой, словно я делаю это всю жизнь! Нюхаю руки!

- Возьми меня, - выдавливаю из себя неожиданную мысль. Не в слух, конечно, говорить я больше не мог, и как ни пытался, наружу вырывался лишь противный тонкий скулеж и вой. Лаять не пробовал, сохраняя крупицы психического здоровья.

Неужели возьмет? Разглядываю ее с интересом, крутя головой. Человек огромен по сравнению со мной и снизу выглядит непередаваемо. Уходя куда-то ввысь длинными ногами.

- Идем со мной, накормлю, - женщина поправляет какой-то мешок на груди и открывает заветную дверь подъезда…

Она реально услышала? Пыльно-сухой запах подъезда вбивается в нос, необыкновенно чувствительный, и я ковыляю за ней. Ступеньки высоченные, перебираюсь с одной на другую. Как же я чудовищно уродлив со стороны! Наверное, так вот люди и становятся волшебниками, делая простые вещи, а на самом деле сохраняя живым жизнь. Для чего-то ведь нужна и моя?

На ней старые растоптанные кроссы и джинсы, и ступает она тяжело, но откуда-то я знаю, что она не пожилая, совсем… И голос… Останавливаюсь на последней ступеньке лестницы, ожидая. Женщина поковырялась ключом в ветхой двери и отворила ее. Темный коридор и благостный запах изнутри… Да, так божественно пахнут жилые квартиры, в которых готовят, прибирают. Господи, ну, пусти меня к себе!

- Заходи, болезный. – тихо произносит, щелкая выключателем в прихожей. Снизу я особо не могу сообразить, что за квартира, барак или хрущевка. Я такой мелкий, что выгляжу большим лишь рядом со стянутой обувью! А женщина тем временем закрывает за мной дверь…

- Постарайся не пачкать, малыш. Займусь тобой, как смогу. Ладно?

Господи… Святая! Да я не вздохну лишний раз!

Ее скупая улыбка раздирает в клочья мое мелкое сердечко. Она действительно оставит меня в тепле и покормит?! Мое сознание реально приближается к псово-дворняжному и исключительно бродяжному! Почему-то я помню, что ни за чтобы не стал кого-то о чем-то просить в своей человеческой жизни. Я точно был самостоятельный и не нуждался ни в чем! Но теперь…

Несмело иду за ней, заглядывая на диван. Края обивки растрепанные, потертые, она положила на него, внушительный сверток, пахнет так… непередаваемо, сказочно! Это даже вкуснее молока и мяса! В мягких тряпках я разглядываю какую-то куклу. Живую! Она дышит! Охренеть… я попятился и сел задницей на пол, приходя в себя. Она несла на груди в каком-то мешке… ребенка?

- Пойдем, малыш. У нас есть минутка, я тебя накормлю, - ласково говорит, улыбаясь мне… Вот теперь я получаю возможность рассмотреть свою спасительницу. Она не женщина, всего лишь девушка! Миловидное личико с пронзительными глазами, аккуратными носиком и крошечной родинкой в уголке рта. Я могу ее знать? У меня было множество знакомых, но помню ли я лица? Мгновенная мысль как пришла, так и ушла: кому из знакомых я покажусь в таком виде? И скажу им что? Бессмысленно вспоминать и узнавать.

Отчаянно гребу лапами по крашенному полу в кухню. Да, вроде это хрущоба, ремонт видавшая в прошлом веке. Увы, но чистенько. Из-под мойки так вообще тянет химозой, вырви глаз.

- А что бы ты хотел, малой, а? – озадаченно спрашивая себя, девушка раскрывает шкафчик и добывает оттуда небольшой пакетик с чем-то гремящим. Прекрасно шуршащим! Это же… это ж кошачий корм! Я такой видел на крыльце магазина! Слизал взахлеб! Она высыпает немного в крышку и наклоняется ко мне, ставя перед мордой. – Надеюсь, тебе подойдет. Другого у меня пока нет. Утром кашу сварю.

Чувствуя, как пасть потекла изнутри, бросаю на нее последний взгляд. Ты лучшая, знаешь? Мой хвост при этом дернулся, и я принялся хватать хрустящие комочки, давясь и кашляя. Ох, неправильная я собака, точнее не собака ни разу…

Чувствую, как маленькая теплая мягкая рука гладит меня по спине… Господи, как приятно! Я жру, чавкая свиньей, и мне приятно! Наконец, справляюсь с миской и поднимаю на спасительницу довольную морду. Она смотрит так знакомо, испытующе, задавая мысленно миллион вопросов и подхватывает меня на руки.

- Давай-ка приведем тебя в порядок, пока есть возможность…

Деловито утаскивает меня в санузел, ставя в раковину и включая воду. Ох, как не приятно поначалу, но льющаяся на спину теплая вода буквально усыпляет во мне все тревоги… Ужасно пахнущее мыло и снова теплая вода… Вот где кайф! Как мало надо животине, чтобы стать поистине счастливым!

- Ой, какой ты! – смеется, когда моя спина инстинктивно принимается трястись из стороны в сторону. Понимаю, что только что отряхнулся как последний… пес. Похоже, я рассмешил спасительницу? Заглядываю в ее огромные добрые глаза, и хвост виляет сам, без моего участия… - Как бы назвать-то тебя? – причитает, старательно вытирая меня полотенцем.

Наверное, я вытянул счастливый собачий билет… Меня подобрали, помыли, покормили и собираются оставить, ведь иначе зачем имя?

- Ты так смотришь, будто сказать мне что-то хочешь… - грустно говорит, продолжая тем не менее разговаривать со мной и растирать. – Не заболей, пожалуйста.

А она красивая, думаю, переключая свое не совсем собачье сознание. Как женщина. Свежая, лицо чистое, губы правильной формы, сочные. Только грустная очень. Обычно мужики любят веселых и легких, а она совсем не такая… стыдно вспомнить, но я на таких точно внимания не обращал. Мне покрупнее нравились, чтоб задница была, сиськи, губы… Эта совсем не такая, хотя титечки у нее что надо, молоком так пахнут, что голова кружится! Принюхиваюсь, бессовестно тыкаясь носом в вырез футболки. Молочная грудь… не для меня, а для дитенка. Тот как назло, просыпается и кряхтит, выплевывая изо рта соску.

- Ну, что ты, Данюша? Мама рядом, - она тут же выпутывает младенца из одежек, поднимая на руки. Меня, естественно, секундой назад сгрузила на пол. Что ж… Благодарен и за это. Усаживаюсь, не сводя глаз с картины: девушка, оттянув футболку, дает младенцу сосок, и тот принимается довольно сопеть, таращась на нее. Он еще более беспомощен, чем я, и ее забота… молоко, грудь белокожая, налитая, с тоненькими прожилками венок, просвечивающими под кожей… Залипаю, пялясь, не мигая. Мне заходит. Так заходит, что в голове что-то крутиться такое, невысказанное, теплое, аж лапы покалывает и в глотке комок застревает… Красиво, по-настоящему ценностно, правильно! Так и должно быть!

Как нормальный мужик я тоже хотел бы сына… Когда-нибудь, когда бабок заработаю побольше, дом там куплю побольше… фишки всякие, партнеров поломаю, дел понаделаю… в общем, как-то потом… А выходит, что вижу сейчас, как человек держит на руках крошечного человека, и дико хочу обратно в мужичье тело, чтобы мне тоже такого карапуза родили! Он ж годик только пузыри пускать будет, а потом «папкой» назовет, на карася пойдем, велики куплю… Э-ээх! Черти что, а не жизнь! Роняю от усталости башку на лапы, чувствуя, как по морде с двух сторон катятся горячие слезинки. Как же я так вляпался по самые бубенцы? Какой мне теперь сын, если я псина?

Не замечаю, как засыпаю. За все то время, что я собака, впервые засыпаю нормально, в тепле. Старенький жутко пыльный ковер кажется мягким облачком, а бубнеж младенчика песней. В животе сытно, и вроде лапа болеть перестала…

- Да ты собаку домой притащила! – незнакомый голос выдергивает из сна, заставляя грубо дернуться. На инстинкте скалюсь, слыша собственно рычание, больше похожее на бульканье воды в канализации…

На меня грозно смотрит тетка… вот это настоящая бабулька с седой гулькой на макушке и в стоптанных тапочках. Ребятенок уже у нее на руках, она покачивает его, а моя спасительница резво переодевается. Бегу к ней, тыкаясь носом в щиколотку. Эй! Не уходи!

- Ты куда? Зачем оставляешь нас с этой страшилой?

- Я недолго, малыш. Охраняй, понял? – отвечает, будто слыша меня.

Я попятился и сел, продолжая слушать. Она все равно не слышит моих слов, придется принимать ситуацию как есть.

- Где ты его взяла такого? Тощий, будто плешивый… - не унимается бабулька. – Не задерживайся, Лида.

- Это от недоедания, мам. Он поправится. Пес потерялся, видишь ведь, он породистый, чудом выжил на улице.

- Это чудо, что я у тебя есть. Куртку застегни! Там ветер поднялся! – охая и переваливаясь с ноги на ногу. Женщина закрыла дверь за дочерью. – Ох, и дурной ты какой… - хлопотливо окинула меня взглядом. – Ну, да ладно. Сердце у Лидки такое, что всю округу в дом притащить готова. – вздыхает, возвращаясь в единственную комнату. – Давай, засыпай сыночек. Щечки какие, весь в папашку твоего непутевого.

Она усаживается на край дивана, укачивая младенца. Каким-то неясным чувством ощущаю, что стану слушателем весьма интересного монолога и занимаю место возле старушки. Ей надо выговорится, она не все старается говорить дочке…

- Папашка… Лидкин отец всегда орал, что животные в доме – грязь и дерьмо, а она вон… едва кошку похоронила, так и пса привела. Ты уж не обидеть ее, скотинка, без тебя хватает засранцев. – В кругу плавных морщинок глаза тут же сделались влажными. – Видишь, вон кем обидели ее? Мальчишка-то загляденье, да отец сволочь. Попользовал и бросил! Не ровня она ему, не богачка! Пускай теперь и сгинет, говнюк, пусть ему икается каженный день и кусок его дорогой в глотку не лезет! Тут такой красавчик растет, а он и не знает, дурак. Пусть другая дура ему богатеньких рожает, а мы с Лидкой проживем! Вот увидишь, охламон, проживем!

Сердчишко мое, наполовину человечье, зарыдало и заныло от этих слов, уж больно жалостливо старушка причитала, раскачиваясь вперед-назад. Диагноз оказался обычным, дочка родила без брака, и парень ее послал, ну, или еще как, но она мать-одиночка, в помощь только пожилая мать. Зато какая!

- И тебя выкормим, плешивый. Тебя звать-то как?

- Не помню.

Хотел ответить, но привычно помолчал, разве что языком шевельнул в пасти.

- Ох, как сложно-то… Давление сегодня что ли…

Странное колющее чувство заставляет меня встать и потянуться в коридор. Со старушкой что-то не так… и я не понимаю, в чем это выражается. Беспокойство к ней, жалость, тревога… Тащу зубами ее сумку.

- Ты чего там шуршишь, а? Куда тащишь, окаянный? - возмущается.

Сую нос в расстегнутую молнию, цепляя зубами коробочку… Воняет жутко, но почему-то я подаю ей это…

- Ты чего? – она удивленно смотрит, оборачиваясь и укладывая малыша на диван, но не успевает развернуться ко мне, как морщится, сдавленно охая…

- Возьми же, дура! Быстрей! – кричу ей, чавкая неразвитыми губами. Кажется, прикуси я хоть что-то и вывалятся все до единого!

Запрыгиваю на диван, суя ей в руку коробочку. Догадываюсь в долю секунды, что там таблетки. Женщина неаккуратно отрывает крышку и сует под язык маленький кругляшок, затихая возле спящего малыша.

- Ну же! Подай голос! Ты жива, эй? – тыкаю носом в руку ей, и та теплая, легко оглаживает мою макушку. – Здорово. Вот что я учуял. Ты ж на таблетках. Сердечница, наверное…

Укладываюсь рядом, разглядывая младенца. Губки бантиком, глазки спокойные, щеки действительно пухлые. Приятно смотреть. В груди тепло от них… всех…чувствую, морда снова становится влажной.