ЛюБоль

Глава 6.1

Меня сопровождали лучшие люди, из тех, что остались дома. Остальные

поехали с отцом. Что-что, а стеречь меня папа умел хорошо. Какая же я дура, что

надела платье и шубу. Надо было одеться по-спортивному, тогда и я бы могла за

себя постоять. Стрелять умею, драться тоже. Чем еще было заниматься в

постоянном одиночестве с частными учителями и совершенно без друзей. Я

попросила отца нанять мне тренера по стрельбе и по рукопашному бою. Отец

тогда возмутился «Лучше бы училась танцам». Я его услышала… и каждый мой

день был полностью забит тренировками. Чтобы ночью упасть в постель и уснуть,

а утром снова встать и не чувствовать дикого одиночества, окружавшего меня со

всех сторон в роскошном доме.

Я подумала о гибели Артема и почувствовала, как сердце снова

болезненно сжимается в твердый камень. Нет, я не плакала. Свое потрясение

пережила, когда нам позвонили и сказали, что Артем разбился. Что он сломал

позвоночник и свернул шею. Мастер спорта, человек, который проводил свое

время на горнолыжных тренировках с самого детства.

Целый день я не выходила из комнаты и смотрела в одну точку, но так и не

заплакала. Разучилась или выплакала так много за эти годы понимания, что отец

и братья меня стесняются, прячут, не считают достойной носить фамилию

Лебединская. Слез давно не осталось.

Я просто понимала – пустота внутри меня стала больше. В моем сердце

теперь просторней, и скоро там будет звенеть от опустошения. Артем –

единственный из братьев, с кем я была близка. Единственный, кто практически

жил в этом своеобразном заточении со мной добровольно и любил меня. Он был

всего лишь на три года старше. Тема научил меня всему, что знал сам. Это он

нашел и привел ко мне своего тренера по борьбе. Он проводил со мной много

часов и тренировался вместе. Боже! Кто мог желать Артему зла?

Ведь он был слишком мягок и добр, чтобы нажить врагов так быстро. Я

никогда не поверю, что он разбился сам. Мой любимый Тема, который перебирал

мои волосы и говорил, что никогда в жизни не видел ничего красивее их.

А я никогда не видела кого-то красивее моего братика. Светловолосый, с

глазами такого же цвета, как и у меня, высокий и сильный. Когда смотрела на

него, то чувствовала, как сердце согревает любовь. Зачем отец отправил его

одного так далеко? Разлучил нас. Почему не позволил поехать вместе с ним?

Впрочем, я ведь прекрасно знала ответ на этот вопрос – папа лелеял тайную

надежду, что я все же уйду в монастырь. Ведь потом можно будет рассказывать

своим друзьям и газетчикам, что его дочь святая, потом можно будет добиться

большего на выборах в мэры города.

От одной мысли об этом внутри поднималась волна дикой ярости. Почти

такой же, как когда я узнала о смерти своего жениха. Нет, я не скорбела о нем,

потому что видела всего лишь раз в жизни – на собственной свадьбе. Я понимала,

что он женится не на мне, а на кошельке моего отца и на моем щедром приданом,

которое папа увеличивал с каждым годом, разыскивая для меня женихов еще до

того, как точно решил определить меня в монастырь.

Речи о том, чтобы я выбрала себе кого-то по любви, и не было, и не могло

быть. Папа хотел выбрать кого-то из своего окружения, кого-то с таким же

доходом, с такими же возможностями. Сына его партнера по бизнесу звали

Роберт. Его мать была англичанкой, и всю свою жизнь он провел в Англии.

Отучился в Оксфорде и должен был унаследовать весь бизнес своего отца.

Но не сложилось… я помню, как он упал навзничь, и из дырки на лбу на пол

фонтанировала кровь. Люди орали, разбегались в панике, охрана толпилась

возле трупа, а я в окровавленном свадебном платье просто смотрела на

умирающего жениха и…понимала, что ощущаю дикую жалость и в то же время

освобождение.

А потом я плакала от злости, плакала и понимала, что замужество было

единственной возможностью сбежать от отца, стать независимой, уехать

подальше. А теперь…теперь это точно приговор. Отец не оставит мысли

избавиться от меня.

Моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я смотрела на лицо своего

мертвого жениха с короткой рыжей бородой, веснушками на щеках, которые стали

коричневого цвета из-за синевы холодной кожи, и понимала, что меня начинает

тошнить еще больше, чем когда я представляла себе, как он будет ко мне

прикасаться.

Иногда я раздевалась у зеркала и подолгу смотрела на свое тело,

слушала лесть Миры и думала о том, что могла бы быть жуткой уродиной – это

все равно ничего бы не изменило. Иногда мне самой хотелось взять нож и

исполосовать себя до мяса, чтобы понять, что я еще жива, чтобы в этом

однообразии изменилось хоть что-то. Чтобы отец приехал из своих вечных

поездок или кто-то из братьев навестил меня. Но они все слишком заняты или

слишком считают меня другой, чтобы любить в открытую. Идеальность нарушена

– Олег Александрович Лебединский не само совершенство. У него родилась дочь

с очень странным цветом волос. Дочь…которую втайне все считали чужой. Из-за

которой могли за спиной называть его рогоносцем.

– Оля, с замужеством не вышло. Может, ты все-таки обдумаешь мысль о

том, чтобы обратиться к Богу? Спокойная жизнь, твое любимое одиночество…

– А почему ты решил, папа, что одиночество мною любимо?

– Ты никогда не жаловалась.

– Значит пришло время жаловаться. Мне не нужно проклятое одиночество.

Я всю жизнь ждала своего совершеннолетия, я хотела учиться, я хотела выйти в

люди. Неужели то, что скажут другие, намного важнее меня? Важнее моей

судьбы? Или поддержка церкви на выборах стоит того, чтобы упрятать меня

навечно?

– Как ты смеешь со мной так говорить и перечить мне!

– Наконец-то смею. Что я теряю и что могу потерять? Разве может быть

хуже, чем уже есть?

– Может! Мои враги воспользуются тобой!

– Я никогда не приму постриг, отец. Никогда. И можешь делать со мной что

угодно.

Но внутри появился страх, что отец заставит меня насильно. Отвезет и

оставит в монастыре, где проклятые фанатики скрутят мне руки и постригут, не

спрашивая моего мнения. Я бы не удивилась. Зачем мне это тело, которое

больше никогда не увидит мужчина, зачем мне эти волосы, к которым никогда

никто не прикоснется, кроме стилистов и парикмахеров? Хотя и они мне нужны.

На меня все равно никто не смотрит. Я даже никогда не давала интервью и

фотообъективы газетчиков попадала так редко, что люди забыли о том, что у

Лебединского помимо трех сыновей есть еще и дочь. Я даже не успела любить…

Судьба, проклятая лживая тварь, выдрала у меня даже это, едва дав потрогать

кончиками пальцев языки пламени…Я уже любила. Но жизнь распорядилась

иначе, и он исчез. Исчез мой Хищник…Так я его называла. Мальчишку с карими

бархатными глазами и лицом, как на картинах художников. С черными волосами и

худощавым мускулистым телом.

– Ольга Олеговна, – я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний, и перевела

взгляд на одного из охранников, бегущего к костру и размахивающего руками, –

там люди, две машины приехали. Они прочесывают лес. У них оружие…Говорят,

здесь есть местные группировки. Кажется, мы на них нарвались. На банду самого

Гайдака.

Я почувствовала, как по спине прошел холодок ужаса. Я слышала о них.

Ублюдках, рыскающих в лесу, и убивающих, и грабящих путников.

Со мной всего четверо, двоих мы потеряли. Они так и не вернулись с

разведки. И здесь не наша стихия – это для гайдаковских дом родной, а мы

чужаки, против которых будут даже ветки на деревьях. Тем более мы не знаем

этот лес, и у нас нет проводника из местных жителей. Я посмотрела на Гену,

который нервно покусывал губы, глядя то на своих парней, то на меня.