Утро. 11:00
Проснулась я неохотно — глаза слипались, в голове гудело от вчерашних слёз. Телефон по-прежнему лежал выключенным на тумбочке. И пусть так. Пускай мама хоть немного поволнуется. Пусть почувствует, каково это — быть проигнорированной.
Я нехотя поплелась на кухню. Сварила себе крепкий чёрный кофе, такой горький, что он буквально обжёг язык. Именно то, что мне нужно сейчас. Холодное яблоко из холодильника показалось спасением, но и оно шло с трудом. В животе — пусто, но и есть не хочется. Вчерашний день забрал из меня слишком много.
Я сидела за столом, медленно потягивая кофе и глядя в окно. Внизу, на улице, всё было, как всегда — машины спешили, люди торопились. А у меня внутри — всё стояло. Пусто. Без движения. До начала учёбы оставалось одиннадцать дней. Одиннадцать. Я могла бы провести эту неделю с мамой. Но какой смысл, если у неё нет на меня времени? Я ей — как чемодан без ручки. Тяжело нести, и бросить жалко. Только вот я не вещь.
Чтобы не сойти с ума, я решила заняться тем, что люблю. Возьму фотоаппарат и пойду гулять по городу, искать моменты. Те, что цепляют. Те, что хочется сохранить. Я ведь вам не рассказывала, да? Я фотограф. Настоящий. Не просто щёлкаю на телефон, а работаю с камерой, которая стала моим продолжением.
Фотографией я увлеклась ещё в одиннадцать лет. Первый мой фотоаппарат был простой, старенький, плёночный. Я снимала всё подряд: ржавые качели во дворе, старого кота у подъезда, капли дождя на стекле. Выложила снимки в интернет — сначала в «ВКонтакте», потом в «Инстаграм». И, к моему удивлению, людям нравилось. Они писали добрые слова. А я — впитывала их, как сухая губка. Мне это было нужно. Очень нужно.
Через полгода начали писать знакомые: мол, можешь нас поснимать? Я не отказывала. Мне даже иногда платили. Редко, конечно. Но в тринадцать лет я уже делала небольшие фотосессии и начала зарабатывать. Это был мой вклад в наш с мамой бюджет. После того как отец ушёл, нам с ней пришлось выживать. Она работала на износ, а я хотела помочь. Хоть немного.
Фотография для меня — это больше, чем хобби. Это способ сохранить то, что ускользает. Это мой способ говорить, когда не хватает слов.
Перед отъездом в Нью-Йорк, я заработала около двадцати тысяч долларов. Эти деньги я оставила у мамы. Спрятала, правда. Она о них не знает. Если найдёт — пусть использует. Может, приедет ко мне. Хоть так будем рядом. Пусть отец продолжает присылать деньги — раз уж вдруг стал «заботливым».
Спустя полчаса я переоделась в лёгкую тунику и удобные леггинсы, надела кеды. Завязала волосы в небрежную гульку. Фотоаппарат — на плечо. Телефон оставила дома. Не хотелось брать его с собой. Слишком тяжёл он сегодня — не по весу, а по ощущениям.
На улице было удивительно тепло — будто вчерашний ливень никогда не случался. Солнце играло в листве деревьев, отражалось в витринах. Воздух пах асфальтом и цветами с чьего-то балкона. Я медленно шла по городу, ловя кадры, впитывая атмосферу. Нью-Йорк жил своей жизнью, а я — своей. Но где-то между нами было общее дыхание.
Я брела по незнакомым улицам, пока не вышла на одну из старых улочек, где дома казались вырванными из другого века. Узкие, почти бесшумные тротуары, каменные фасады, лепнина, деревянные ставни... Я будто оказалась в фильме. Фотографировала каждый уголок. Каждый из них будто говорил: "Запомни меня".
Пару прохожих бросали взгляды — кто с любопытством, кто с лёгким восхищением. Я улыбалась им — коротко, как настоящему зрителю своего творчества. Эта часть города была почти безлюдна. Не было магазинов, ни кафе, ни рекламы. Только тишина и история.
Через пару часов прогулки я почувствовала, что устала. Ноги гудели. Захотелось кофе.
Кафе. 17:00
Я шла по вечерним улицам Нью-Йорка и чувствовала, как в голове потихоньку стихает тревожный шум сегодняшнего дня. В груди еще оставался осадок от недопонимания с мамой, но я пыталась не думать. Я увидела милое кафе с вывеской «Voyage» и решила заглянуть — перекусить, перевести дух и просто немного побыть одна, но среди людей.
Внутри оказалось удивительно уютно: светлые пастельные стены, витиеватые лампы с тёплым светом, деревянные столики, аккуратно расставленные в шахматном порядке. Уют, как из старых фильмов, и такой родной запах выпечки с ванилью, будто я вдруг очутилась у бабушки дома. Или… у мамы, когда мы были счастливы.
На веранде несколько человек неторопливо пили кофе, кто-то читал книгу. Я не удержалась — достала фотоаппарат и быстро сделала пару кадров интерьера. Всё было словно создано для моего объектива: игра света, цветы в горшках, лёгкий пар над чашками. Это место завораживало.
Я выбрала столик у окна, откуда открывался вид на город, сияющий в лучах уходящего солнца. Оранжево-розовые отблески на стеклянных фасадах, спешащие люди, лёгкий ветер колышет листья деревьев — в этом было что-то живое, настоящее.
Ко мне подошла официантка — милая девушка с тёмными волосами и открытым взглядом. На бейджике было написано: «Лана». Её улыбка была искренней, не дежурной — такой улыбаются, когда правда хотят сделать твой день чуть лучше.
— Что будете заказывать? — спросила она, доставая блокнот.
Я быстро пробежалась глазами по меню и сказала:
— Карамельный латте со сливками... и пирог с вишней, пожалуйста.
— Отличный выбор. Будет готов минут через пятнадцать, — ответила она и ушла, оставив после себя лёгкое облачко ванильного парфюма.
Я откинулась на спинку кресла, наблюдая за уличной суетой. В этом шуме и движении мне всегда находился странный покой. Я обожаю ловить эти моменты — когда всё кажется гармоничным, даже если внутри всё наоборот.
Место действительно оказалось идеальным — кто-то в углу печатал на ноутбуке, за другим столиком парень рисовал, рядом девушка листала книгу. Я почти сразу поняла, что вернусь сюда — может, каждый вечер. С ноутбуком. С камерой. Или просто с собой.
Когда принесли заказ, я чуть улыбнулась: кофе оказался именно таким, как я люблю — густым, ароматным, со взбитой сливочной шапочкой, а пирог источал тёплый аромат вишни, будто его только что достали из духовки. Я ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком. Словно с каждым глотком возвращалась к себе.
Через сорок минут, когда принесла чек (всего двадцать семь долларов — почти подарок за такой уют), я уже знала: это был один из немногих хороших моментов за последнее время. Я расплатилась, поблагодарила официантку и вышла в тёплый вечерний Нью-Йорк.
Дома я первым делом сняла кеды, поставила фотоаппарат на стол и направилась в душ. Горячая вода словно смыла с меня остатки усталости. Я переоделась в мягкую пижаму, заварила чашку зелёного чая и устроилась перед телевизором, включив лёгкую романтическую комедию. Хотелось чего-то доброго, нереального.
Но даже в этой тишине мысли лезли в голову. Я поглядывала на выключенный телефон, но не включала его. Не хотела. Не могла. Пусть мама хоть немного поволнуется. Пусть вспомнит, каково это — чувствовать себя покинутой.
Когда стрелки часов подползли к полуночи, я выключила телевизор и легла в кровать. На душе всё ещё было тревожно. Я думала о своём теле, о том, как мне некомфортно в нём. Вспоминала, как мама называла меня «Пончиком» — тогда казалось милым, а теперь будто издевка. Иногда даже любовь может больно задевать, если она неосторожна.
Я глубоко вдохнула и закрыла глаза. Завтра будет новый день. Может, легче. Может, нет. Но я хотя бы постараюсь сделать его своим. Надеюсь, что этот город принесёт мне только счастье и новую жизнь, перемены к которым я так стремилась всю жизнь. Это именно то что мне нужно, перемены, горячий кофе каждое утро, тепло, уют и любовь, знания которые я смогу получить тут.