– А…смотрины будут?
– Кто это сказал?
Все вздрогнули и посмотрели на Номер Шесть. Манаг медленно подошла к ней.
– Открой рот.
– Простите, госпожа Наставница!
– Открыла рот, я сказала. Вот так. Высунь язык.
– Пожалуйста, не надо!
– Язык! Или его вообще отрежут!
Номер Шесть высунула язык, и Манаг кольнула его длинной толстой цыганской
иглой. От боли девушка подпрыгнула.
– Молчание! Говорить, когда я разрешила! Обращаться только подняв руку вверх.
Если я позволю – вы заговорите! Понятно? Все ответили!
– Даааа!
Нестройным хором.
– За мной!
У нас была общая комната на двенадцать человек, по шесть кроватей друг
напротив друга. Белые стены, белый высокий потолок, ослепительный свет и подвальное
помещение с двумя окошками под потолком. У каждой кровати – тумбочка, а в коридоре
– общий шкаф с ящиками. У девушек ключ от шкафа с их личным номером. Вещей самый
минимум. Две формы, две пары нижнего белья, две пары чулок, одна пара обуви.
Подъем в пять утра, потому что нам нужно умыться в общей уборной, уложить волосы в
косу, закрепить на затылке, отутюжить форму, фартук и кокошник, предварительно успев
забрать из стиральной комнаты. Каждую неделю там дежурит одна из девушек. После
двенадцати дня мы занимаемся уборкой, стиркой, глажкой, садом, кто-то помогает на
кухне.
Во всем доме зеркально чисто. Настолько чисто, что кажется запахом этой
тошнотворной чистоты пропитался каждый уголок. Но в то же время…мне навязчиво
казалось, что в доме есть запах псины. Но не противный и едкий, а какой-то мускусно-
животный, словно в помещении присутствует какой-то зверь.
После одиннадцати вечера нас запирают в комнате снаружи. Дверь железная с
засовом. Можно подумать, кто-то из нас решится сбежать. Здесь слово лишнее страшно
сказать, не то, что попробовать удрать. Да и как? Весь периметр настолько тщательно
охраняется, что кажется, и муха не пролетит.
Каждый день мы учились той самой пресловутой покорности, о которой говорила
Наставница. У каждой был хотя бы единожды исколот язык, и остались шрамы на руках от
удара указкой. Я была одной из тех, кому постоянно доставалось. Мой маленький рост не
позволял мне достать до края кровати, чтоб завернуть покрывало красивым рубчиком, и
за это я получала по запястьям почти каждый день. А еще на меня цеплялась то шерсть, то
какие-то пятна на фартуке, так что в «стиральной» я дежурила уже раза три.
По ночам, после того как у всех срабатывал датчик на отбой, я лежала в кровати с
зудящими руками и ногами и от усталости не могла уснуть. Я так и не поняла, где мы, на
кого работаем. Этот дом был похож на дворец. Слишком огромен. На первом этаже живут
наложницы…Так мне рассказали. Это девушки, которых отобрали удовлетворять
Повелителя. Они какие-то особенные. Не низшая каста, как мы. Я видела нескольких
издалека. Они гуляли в саду со своей Наставницей. Одеты роскошно, причесаны. От них
отдает лоском и шиком, они изысканны, как танцовщицы, ослепительны, как модели,
изящны, как статуэтки. Они смеялись…казалось, что они вполне довольны своей жизнью.
Значит, она не такая адская пытка, как наша.
Я смотрела в потолок и представляла себе маму. Как она меня ищет, как бегает по
полицейским участкам, звонит в больницы и морги. И никто не скажет ей, где я…потому
что тех двух полицейских убили. Номер Восемь сказала мне вчера, что вряд ли их
оставили бы в живых.
– Они не оставляют следов. Они уничтожают всех, кто мог бы их обнаружить. Я
приехала на съемки в студию, нашла фирму по объявлению. Фото в стиле «ню». Очнуться
не успела, как фотографа убили, а меня выносили через черный ход. Голую. Не смотри на
меня, делай вид, что сажаешь цветы, иначе они поймут, что мы разговариваем.
Я погрузила руки в перчатках в землю, закапывая коренья луковицы в почву.
– Потом ты просто исчезнешь без вести.
– Откуда ты все это знаешь.
– Рассказали. Я здесь уже не первый год…но у нас текучка. Долго никто не
задерживается. Мы же грязь.
– А почему ты задержалась?
– Номер Одиннадцать, встать!
Я подорвалась и тут же опустила голову, глядя на свои ноги.
– Язык.
Покорно высунула язык, и от боли слезы брызнули из глаз, когда кончик сильно
укололи иголкой.
– Еще семь таких проступков, и отрежем кусочек. Ты мазохистка, Номер
Одиннадцать?
Отрицательно качнула головой и проследила затуманенным взглядом за
тяжелыми ботинками Манаг. Сука. Какая же она мерзкая сука. И как только успевает за
всем уследить и наказать. Всегда наказать. С особым наслаждением. Говорят, она раньше
была одной из нас, не возвысилась до наложницы, но выжила и стала наставницей.
Хозяева ее любят…Хозяева. Я так и не видела ни одного из них. Ни разу. Убирать их покои
нас еще не пускали.
Мамочка…ты держись. Я найду, как отсюда выбраться или как сообщить тебе, что я
живая. Ты только дождись, ты только постарайся никому не верить.
– Что значит смотрины? – едва слышным шепотом, пытаясь рассмотреть в
кромешной тьме Номер Восемь. Она тоже не спит. Я знаю.
– После них тебя посвятят…но если не понравишься Роксане…то могут и выгнать.
– Выпустить?
– Не знаю. Но те, кто ей не нравились, больше сюда не возвращались.
– Кто такая Роксана?
– Архбаа. Королева-мать. Всем здесь заправляет она.
– А как ей можно не понравиться…
– Тсссс.
Мы обе замерли. По воздуху прополз ультрафиолетовый луч, задребезжал возле
нас, остановился. Словно ощупывая, прислушиваясь. Мы старались дышать размеренно,
притворяясь спящими. Луч пополз дальше, и до утра мы больше с Номером Восемь не
разговаривали.