ЛюБоль

Глава 9.2

– Добро пожаловать в Огнево, госпожа Лебединская. Ваши верные

охранники выстроились в ряд, приветствуя вас. Я заставил их всех преклонить

колени пред их госпожой в надежде, что вы оцените. Посмотрите, в вашу честь

звонит колокол в церкви. Огнево ждет вас с распростертыми объятиями.

Я посмотрела на возвышающийся за забором особняк, и сердце сжалось от

понимания, что это конец. Дом больше не принадлежал ни мне, ни моему отцу.

Проклятые ублюдки во главе с цыганом-предателем захватили его, видимо, еще

несколько дней назад.

Цыган издевательски рассмеялся, а я зажмурилась, глотая слёзы.

– Отец найдет меня и сделает все, чтобы ты заплатил за это!

– Я очень надеюсь на то, что он тебя найдет. Разве ты этого не поняла?

Тебя никто не прячет, Оляяяя.

Нет, я не поняла. Ничего я не поняла. Да и как понять, когда вокруг меня

одни мертвецы, и дом, который сулил мне новую жизнь, превратился в кладбище,

усеянное костями моих людей. Я не знаю, что за чудовище влезло, втерлось к ним

в доверие, что за монстр, который смог у***ь столько людей и не боялся полиции,

наказания, был уверен в своей безнаказанности. Сколько мертвецов стоят,

окрашивая снег в алый цвет страданий и смерти.

Ману вошел за ворота триумфально и медленно, продолжая удерживать

веревку одной рукой, а другую поднял, приветствуя свою армию смерти, тут же

склонившую головы. Я с непониманием и неверием смотрела, как люди кричат,

швыряют в воздух головные уборы, тянут к нему руки. Что тут происходит, черт их

всех раздери? Разве они не присягнули в верности моему отцу и брату, разве они

в чем-то нуждались, когда здесь был мой брат? Почему они рады видеть этого

проклятого захватчика? Что происходит вокруг меня? В какой кошмарный фарс я

попала?

Они кричали на гортанном и непонятном языке, они швыряли под ноги ему

засушенные цветы. Проклятые изменники. Лепестки пионов, которые цветут в

начале лета. Это означало только одно – они хранили их. Они ждали, когда этот

жуткий монстр в маске войдет сюда…чтобы приветствовать его цветами победы.

А папа верил, что цыгане ему преданы…что эти люди никогда не восстанут

против него. И страшная догадка пронзила мозг – они сами это сделали. Это они

всех убили. Нет одного предателя – они все предатели. Это они впустили

проклятого ублюдка в наш дом, на периметр. И этот язык…он говорит с ними на

цыганском языке. Он не может быть сыном барона. Не может! Потому что если

это правда, то… Я чувствовала, как вместе с телом замерзает все внутри от

предчувствия катастрофы. Ведь это война. Война, о которой не знает ни мой отец,

ни братья. Война, которая уже началась здесь и сейчас. И у проклятого цыгана

есть фора и козырь…Этот козырь, несомненно, я.

Ману двинулся по вымощенной брусчаткой дороге к дому, продолжая

тянуть за собой веревку с пленными.

– Я привез вам трофеи – трусливых охранников долбаного Лебединского,

сдавших мне свое оружие в обмен на жизнь. На рассвете мы сдерем с них кожу

живьем и закопаем в братской могиле, как они когда-то закопали наших братьев и

сестер!

Люди швыряли в нас лед и комья снега с грязью. Те, кто постарше,

посылали нам проклятия, а подростки норовили попасть камнями в головы, в лица

и, если им это удавалось, триумфально выли и вопили. Толпа восторженно

скандировала имя цыгана и вопила на двух языках, озверевшая от запаха крови,

предвкушая зрелища и праздник.

Кто-то содрал с моей головы капюшон, и на секунду голоса стихли, а потом

началась вакханалия, какое-то дикое безумие. Все эти люди рванули ко мне,

пытаясь пробиться сквозь охрану.

– Да это же дочь Лебединского! Сука! Проклятая ведьма! Чтоб ты сдохла,

шлюха!

– Дочь Лебединского у нас в плену! Она хочет последовать за своим

братом! Она хочет, чтоб ее сожгли живьем!

– Разорвать на части суку! Сжечь!

Лица их исказились ненавистью. Я никогда не видела такой отчаянной

злобы и презрения. Они жаждали моей крови и смерти. Если бы могли прорваться

через плотно стоявших охранников, они бы разодрали меня на части. Они

плевались и поднимали руки в воздух. Позже я узнаю, что это означает на их

языке проклятие. Они проклинали меня. И я с горечью поняла, что, когда убили

моего брата, все эти люди радовались его смерти. Его не приняли в Огнево.

«Дружелюбные и добрые» цыгане только и ждали момента, когда смогут

уничтожить нас. Все сообщения, смски, что он писал мне отсюда, были ложью. Не

было никаких венков из красных пионов, не было песнопений у костров и хлеба с

солью. Они все жаждали его смерти. Нет! Отец не объединил два народа, он

всего лишь загнал стихию в недра страха и сковал оковами рабства, и сейчас она

вырвалась на свободу, грозясь поглотить под собой нас всех.

– Отдайте её нам! Лебединскую шлюху нам!

В тот же момент кто-то дернул меня к себе, и я увидела лицо одного из

людей цыгана. Того самого, который сопровождал отца Михаила, того, кто привел

его в ловушку. Савелий быстро развязал веревку на моих руках и петлю на моей

шее. Я со стоном схватилась за истерзанное горло и посмотрела на

окровавленные пальцы.

– Идите за мной. Иначе они разорвут вас на части.

Закрывая собой от разъяренной толпы, он потащил меня, удерживая под

руку, в сторону дома. Я оглядывалась в поисках Миры, но так и не увидела ее

среди толпы.

***

Он вел меня по длинной узкой лестнице вниз, в подвал, вдоль влажных от

сырости стен, и я чувствовала, как силы покидают мое тело, и, когда споткнулась

в очередной раз, он поднял меня на руки, но я тут же впилась ему в шею ногтями,

и он, взвыв от боли, отшвырнул меня с такой силой, что я покатилась по ступеням,

чувствуя, как потемнело в глазах от ударов.

– Проклятье! – завопил он, трогая затылок, а я вскочила на ноги, тяжело

дыша, и, глядя ему в глаза, прошипела:

– Это чтоб ты никогда не забывал, что ко мне нельзя прикасаться, и хозяину

своему скажи, если кто приблизится – глаза выдеру!

Савелий стиснул челюсти и шумно выдохнул.

– У меня приказ закрыть вас здесь, и я его выполню, даже если мне

придется для этого отрезать вам пальцы! Пошла! Вперед!

– Так отрежь, проклятый ублюдок! Чего ты ждешь? Я никуда не пойду. Ты

никто, чтобы приказывать дочери Лебединского! Ты вонючий плебей! Цыганское

отродье, как и твой хозяин! Пошел ты на х*р!

– Отрежет, если я ему прикажу это сделать.

Голос Ману заставил меня вздрогнуть и вжаться в стену, я увидела, как он

спустился по лестнице. Блики от тусклого освещения плясали по его черной

маске, отражаясь в глазах, как всегда, непроницаемых и страшных.

– Иди, Савелий, празднуй победу с остальными. Я сам разберусь с дочкой

чуть ли не короля, или кем она там возомнила своего папашу олигарха…

Когда Савелий оставил меня наедине с этим ублюдком, я почувствовала,

что вот теперь мне становится по-настоящему страшно, потому что он не боялся

ничего и никого. И я в этом уже убедилась. Жуткое чудовище, превратившее мою

жизнь в ад в одно мгновение, пыталось издевательски вежливо оказывать мне

уважение, и от того я чувствовала себя еще более униженной, чем если бы со

мной обходились грубо. Я попятилась вниз по лестнице, оглядываясь на комнаты

подвала с решетчатыми дверьми, и понимая, что там буду в большей

безопасности, чем так близко от него.

– Правильно, Оля, умное решение. Страх – это самое естественное

состояние для человека. Ведь ваши пальцы вам еще понадобятся, чтобы

ублажать своего мужа, как, впрочем, и ваше тело, и ваш грязный рот, которым вы

ругаетесь, как шлюшка, а не дочь Лебединского. Вас разве не учили не

сквернословить?

Вздернула подбородок, глядя ему в глаза, а он расхохотался. Как всегда, от

его смеха по коже пошли мурашки. Мне захотелось, чтобы он замолчал, чтобы эхо

от его голоса не оглушало, пульсируя в висках.

– У меня нет мужа. Я – вдова. А к моему телу никто и никогда не

прикоснется без моего желания!

– Пока нет, но скоро будет. За этим я и привез вас сюда. А насчет вашего

тела…разве вы не знаете, что прикасаться можно по-разному, как и вызывать

желание?

Теперь истерически расхохоталась я, чувствуя, как мои нервы сдают, как

мне хочется выдрать у него нож, спрятанный в сапоге, и воткнуть ему в живот или

в глаз.

– Скоро вас обвенчают, и у вас появится муж.

Я продолжала смеяться и не могла остановиться. Какой обряд венчания?

Со мной?

– И кто он этот безумец, который отважится жениться на дочери

Лебединского без его ведома?

– Он стоит перед вами. Это я.